Читать книгу "Мавр сделал свое дело - Татьяна Полякова"

— А в чем?

— Ему нравилось ощущение власти, нравилось беседоватьсо мной, дружески похлопывая по плечу, при этом осознавая, что я у него на крючке.С женой я в конце концов развелся и с той девушкой прекратил отношения.Собственно, это надо было сделать давно, но я уже говорил, что был просто безума от нее. Понадобилось время, чтобы успокоиться и прийти в себя.

— Сколько лет вы ему платили?

— Почти три года. Когда год назад я развелся с женой,думал, что с этим покончено. Однако Костолевский пригрозил, что передастфотографии «желтой» прессе. Это поставило бы крест на моей карьере. Нашразговор произошел за несколько дней до выборов. Я опять заплатил. Я знаю, очем вы сейчас подумали: что мне надоел шантаж и я убил старика. На самом делеего смерть вызвала у меня настоящий шок. Началось следствие, а я не знал, гдеэти фотографии. Скорее всего в доме, вряд ли он хранил их в банке, это жесмешно. Ситуация для меня с его смертью лишь ухудшилась. Неизвестно, в чьи рукипопали бы фотографии, и вместо пустяковых сумм пришлось бы расплачиватьсячем-то более существенным. Политика мало совместима с моралью.

— А не могло быть так, что фотографии нашла Ирина? —спросила я.

— А потом пришла ко мне и я ее убил? Оля, постарайтесьпонять меня правильно. Да, я не хотел, чтобы фотографии были опубликованы, носкандал, который может возникнуть с их появлением в печати, ничто по сравнениюс убийством. Это же бред. Сам я не в состоянии кого-либо убить, к тому же вы,наверное, знаете, на момент гибели Костолевского меня не было ни в поселке, нив городе, я находился в Москве, чему есть свидетели. Нанимать кого-то —глупость несусветная, вместо одного шантажиста я получаю другого, гораздохудшего, то есть абсолютно ничего со смертью Костолевского не выгадываю. Иринадействительно была очень напугана, когда обратилась ко мне. Я постарался ееуспокоить, о фотографиях даже не заговаривал. Признаться, я был уверен: еслиони попадут к ней в руки, она.., она не даст им ход. Представить ее в ролишантажистки я просто не в состоянии. Хочу еще раз повторить, я желал быизбежать скандала, но убийство все только усложняет. И мне бы в голову непришло…

— Тогда в доме вы искали фотографии?

Он вновь поморщился.

— Прошло сорок дней с его гибели, а они нигде невсплыли. И я подумал: может, у старика заговорила совесть и он их уничтожил? Ивдруг это его завещание. Если честно, эта дурацкая скульптура мне никогда ненравилась. Ужасная гадость, по-моему. Я неоднократно высказывал удивление, какон может держать ее на столе, постоянно перед глазами. Он только посмеивался,говорил, что полезно помнить о возмездии, ожидающем нас. И вчера вечером явдруг подумал: а что, если…

— Он спрятал фотографии там?

— Да. Вот видите, вам тоже пришла в голову эта мысль. Яхотел проверить свои догадки. Конечно, я должен был дождаться утра. Но,во-первых, мой настойчивый интерес мог насторожить родственников, аво-вторых.., я не мог ждать. Просто не мог. И, как глупый мальчишка, забрался вчужой дом.

— Как вам это удалось? У вас что, были ключи?

— Конечно, нет. Но я знал, что дверь черного хода оченьчасто не запирают. Да-да. Я сам неоднократно говорил Костолевскому о егонеосторожности. Ирина мертва, а гости вряд ли особенно беспокоятся о запертойдвери. Я решил проверить. Дверь действительно оказалась не заперта, и яусмотрел в этом знак свыше. Прошел в кабинет… Когда я понял, что в скульптуредействительно что-то есть… Скажите, записку написал Костолевский или этосделали вы?

— Вам знаком его почерк?

— Нет. Мы не писали друг другу писем.

— А я не писала записки и не нашла там фотографии.

Он вздохнул и несколько раз кивнул головой, точносоглашаясь.

— Подходя к дому, я видел, что все окна темные. Иначебы не рискнул войти. Я знаю расположение комнат, спальни на втором этаже и вмансарде…

— Нас поселили внизу.

— Да-да, теперь я в курсе. Но вы не могли видеть меня,находясь в комнате. Вы были в тот момент в кабинете? — Я кивнула, потому чтоврать не имело смысла. — За ширмой?

— Да.

— У меня было чувство, что за мной наблюдают. Почему выне сказали всей правды в милиции?

Хороший вопрос. Теперь я поморщилась.

— Вы тоже что-то искали в кабинете? — допытывалсяАлександр Петрович.

— Золото-бриллианты, — ответила я.

— Вас поразило небольшое количество денег на егосчетах, и вы решили…

— Я решила, что деньги где-то в доме.

— Я готов заплатить за ваше молчание. Сколько выхотите?

— Послушайте, я не могу изменить показания.

— Этого и не надо. С милицией я разберусь. В концеконцов, вы действительно могли видеть кого-то. Так сколько вы хотите?

— Нисколько. Я очень жалею, что солгала в милиции. И нехочу усугублять один грех другим.

— Я не настаиваю, — мягко сказал он. — Есливы решите рассказать правду, мне тоже придется это сделать. Как порядочныйчеловек, я просто обязан буду это сделать. Но.., если возможно, я хотел быизбежать скандала. Теперь вы все знаете и вольны принять решение.

— Это не так легко, как кажется, — усмехнулась я.

— Только, ради бога, не считайте меня убийцей.

— Подходя к дому, вы не заметили ничегоподозрительного?

— Нет. Если честно, я дрожал как заяц. До этогопроникать в чужие дома мне не приходилось.

— Но если фотографии найдут, у милиции будет повод васподозревать. Не лучше ли сознаться, что вы были в доме?

— Конечно, лучше. Но вы же сами сказали, у них будетлишний повод… А потом, я должен думать о своей карьере. Вдруг старик ихдействительно уничтожил? Тогда я мог бы счастливо избежать неприятностей. Когдая узнал о ваших показаниях, то очень испугался и принял не правильное решениевсе отрицать. Теперь без ущерба для себя да и для вас лучше не менятьпоказаний. Простите, что накричал на вас сегодня. Я был не в себе. Я думаю, егозаписка подтверждает, что фотографий больше не существует. Как вы считаете? Какеще можно расценить его слова о том, что мне не о чем беспокоиться?

— Наверное, — ответила я, пытаясь понять, верю я вего искренность или нет.

— Давайте выпьем, — предложил он. Я вялосогласилась, а он, сделав пару глотков, заговорил вновь: