Читать книгу "Как работает пропаганда - Тамара Эйдельман"

Позиция Лапласа в данном случае понятна, а вот почему Наполеон задал такой вопрос — просто констатируя факт, что у Ньютона так, а у Лапласа иначе, или же его шокировало отсутствие упоминаний о Боге, — сказать трудно. Зато мы знаем, что Наполеон хорошо понимал пропагандистскую силу религии — не хуже московского митрополита. Другое знаменитое изречение французского императора гласит: «Религия — прекрасный инструмент для удержания бедных людей в покорности».

Эту фразу тоже можно толковать по-разному — и как слова неверующего циника, и как рассуждение религиозного политика. Но каковы были в реальности отношения Наполеона с религией? Если верить тексту, читавшемуся в российских церквях, то он участвовал в «идолопоклоннических празднествах» и поклонялся «истуканам, человеческим тварям и блудницам, идольским изображениям для них служившим».

Что должны были представить себе прихожане? Они слышали достаточно библейских текстов, чтобы слова «идол», «истукан», «блудница» вызвали у них совершенно четкие ассоциации с жуткими человеческими жертвоприношениями Ваалу и другим языческим божествам, с которыми боролись библейские пророки. «Блудница» отсылала к Вавилонской блуднице из Апокалипсиса, когда Иоанн Богослов «увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами».

Но вообще-то под этими образами в тексте митрополита скрывались куда более земные и недавние события — антирелигиозная политика Французской революции, празднества, устраивавшиеся Робеспьером в Париже на Марсовом поле в честь Верховного существа, создание в Париже Пантеона, посвященного великим людям Франции, куда был перенесен прах Вольтера, Руссо, Марата и других. Даже блудница появилась здесь не просто так: во время одного из революционных праздников в Париже в 1793 году в соборе Парижской Богоматери были установлены декорации, изображавшие гору, на которой находился храм Философии, а актриса Тереза Анжелика Обри, олицетворявшая свободу, восседала на этой горе, одетая в белую тунику, синюю накидку и красный фригийский колпак, то есть по понятиям того времени — еще и полуголая.

Получается, что в этом отрывке события Французской революции описаны достаточно точно, хотя и таким языком, который должен был вызывать определенные отрицательные ассоциации.

Но возникает вопрос: а при чем тут Наполеон? Ответ прост: ни при чем. Конечно, Наполеон служил якобинцам, его карьера началась с того, что он помог революционной армии захватить взбунтовавшийся Тулон, ему покровительствовал брат Робеспьера. Но участвовал ли он в празднествах на Марсовом поле? Приводил ли он Терезу Анжелику Обри в храм? Поклонялся ли праху Вольтера и Руссо в Пантеоне? Конечно, нет.

Наоборот, во время правления Наполеона во Франции открылись закрытые якобинцами церкви, а для своей коронации в 1804 году он даже выписал (хотя и достаточно бесцеремонно) в Париж самого папу римского.

Но все «богохульные» действия, описанные апокалиптическим языком, можно привязать к нему просто потому, что он жил в то время во Франции.

Следующие обвинения оказываются куда более конкретными и показывают хорошую осведомленность автора: «В Египте приобщился он гонителям Церкви Христовой, проповедовал Алкоран Магометов, объявил себя защитником исповедания неверных последователей сего лжепророка мусульман и торжественно показывал презрение свое к пастырям святой Церкви Христовой».

В данном случае автор куда ближе к истине, чем в первом абзаце. Во время Египетского похода Бонапарт действительно всеми силами пытался добиться поддержки египтян. Высадившись в Александрии, он сразу выпустил воззвание к египтянам, причем датировано оно было не согласно традиционному календарю «от рождества Христова», а по революционному французскому календарю — 14 мессидора VI года Республики — и по мусульманскому календарю — 18 месяца мухаррема, год хиджры 1213. «Народы Египта, вам будут говорить, что я пришел, чтобы разрушить вашу религию, — не верьте! Отвечайте, что я пришел, чтобы восстановить ваши права, покарать узурпаторов, и что я уважаю больше, чем мамелюки, Бога, его пророка и Коран». Отсюда легко можно сделать вывод, что Наполеон принял ислам. Правда, сразу же за этой фразой появляется мысль, с которой согласились бы многие философы-просветители: «Скажите, что все люди равны перед Богом, только мудрость, таланты и добродетели вносят различия между людьми».

Объявил ли Бонапарт себя в Египте защитником мусульман? Да. Показывал ли он презрение к «пастырям святой Церкви»? Да. Вот что пишет Дмитрий Мережковский в своем романе — биографии Наполеона:

«Трудности духовные были еще больше материальных: чтобы в самом деле освободиться от пут европейской, христианской цивилизации, надо было освободиться от самого христианства. Был ли он готов и на это или только делал вид, что готов? Во всяком случае, неосторожно повторял легкую шутку легкого короля: „Париж стоит обедни!“ Это значит: мировое владычество стоит христианства.

«По вечерам я занимался теологией с беями, говорил им, что есть только Бог Магомета и что нелепо верить, будто бы Три — одно. У меня всегда было семь кофейников на огне, и ни один турок не заходил ко мне без того, чтобы не выпить кофе».

Может быть, сыны Пророка кое-что поняли в нем, когда назвали его „Султаном Огненным“; но едва ли поверили, что он „посланник Божий“, „второе воплощение Пророка“, даже когда прочли его воззвание к мусульманским шейхам и улемам: „От начала мира на небесах было написано, что, уничтожив всех врагов Ислама, низвергнув кресты, я приду с Запада, чтобы исполнить свое назначение“. „Так-то я потешался над ними, — прибавляет он, вспоминая об этом. — Это было, конечно, шарлатанство, но высшего порядка“. И уверяет: „Вся армия вместе со мной переменила бы веру шутя“».

Главные слова здесь — «шарлатанство» и «шутя». Для Наполеона возможная смена веры, или намек на смену веры, — это просто еще один способ «удержания бедных людей в покорности». Но когда рассказ о его «шарлатанстве» следует за словами об «идолопоклонничестве» и «блуднице», то ни о какой шутке речи уже быть не может, и Наполеон превращается в страшного врага христианства.

На этом обвинения в адрес французского императора не заканчиваются. Его обвиняют в симпатиях не только по отношению к мусульманам, но и по отношению к евреям. С одной стороны, Наполеон, безусловно, пытался привлечь к себе евреев — точно так же, как и христиан, и мусульман, и атеистов. В 1799 году, во время все того же Египетского похода, в газете «Монитер» появилось обещание восстановить еврейское государство и отстроить заново Иерусалимский храм. Более практические действия совершались в Европе, где Наполеон вполне в духе французской революции вводил законы, уравнивавшие евреев в правах с остальным населением. Мало того, в 1806 году он действительно устроил собрание представителей еврейских общин Франции, Италии, Германии и других завоеванных стран, чтобы, как пишет Электронная еврейская энциклопедия, «разъяснить, действительно ли еврейская религия предписывает ненависть к христианам. Наполеон, вместе с тем, объявил, что цель собрания — пробудить у евреев гражданские чувства (которых они лишены из-за вековых притеснений) и превратить евреев в полезных граждан, приведя в соответствие требования их религии с обязанностями французских граждан».