Читать книгу "Дед - Михаил Боков"

612
0

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 ... 98
Перейти на страницу:

Никто не разделял Фокиного воодушевления здешней погодой. Но, несмотря ни на что, гашиш он подгонял самый лучший. На коричневых пятидесятиграммовых плитках были выгравированы арабские письмена – знак качества, подтверждавший, что плитки пришли прямиком с Востока, минуя руки местных любителей бодяжить продукт. Неподготовленные люди от этих плиток ходили блевать и часами валялись у палаток. Фока любил издеваться над такими. «Что? – спрашивал он. – Накурился? Сейчас будет еще хуже! Сейчас ты забудешь, как дышать!» Фока пришел к отряду Ганина в один прекрасный день и поставил палатку рядом. Никто не заметил, как он стал членом отряда. Своим.

Ганин махнул свои полстакана залпом и закашлялся. Пошло криво. В глазах появились оранжевые круги. Братья Солодовниковы прошли дистанцию достойно. Оба крякнули, занюхали водку стрелками зеленого лука и застыли как два древних истукана – ухмыляясь, наблюдая за происходящим из-под полуприкрытых век. Фока пил свою глотками. Раз глоток – поморщился, сплюнул. Другой глоток – выругался и смахнул слезу. Допил на третьем. Махнул стаканом в траву, вытряхивая оставшиеся капли, и тяжело выдохнул: «Ух… мать!»

Виктор Сергеевич не пил совсем. Когда-то он сказал, что и без этого может получать радость от жизни, и с тех пор от него отстали, никто больше не предлагал.

Закурили. Выпустили дым. Молчали целую вечность.

Наконец Фока наклонился к Ганину и подмигнул.

– Тут такое дело, Андрей. Значит, девочка эта нашла труп солдата. И пока все нервничали и орали, в суматохе мне удалось кое-что раздобыть. Тебе будет интересно.

Фока достал блокнот, из которого вынул, едва касаясь пальцами, свернутый пополам лист бумаги. Ломкая, желтая, с истлевшими краями, она выглядела как древний манускрипт. Ганин и все остальные даже дышать стали медленнее, чтобы ненароком не разрушить этот хрупкий артефакт.

– Вот, – сказал Фока. – Нашел у мертвого офицера.

– Что это?

– Это приказ, Андрей. Приказ мертвому офицеру – тогда он был еще живым офицером – следовать со своим подразделением в населенный пункт Мыски. На подмогу оставшимся там бойцам.

Ганин развернул бумагу на земле, молясь, чтобы она не рассыпалась. Наклонившись, стал всматриваться в поблекший печатный шрифт.

– Уму непостижимо! – сказал он. – По картам, которые есть у нас, в населенном пункте Мыски не было наших соединений. Фрицы прошли сквозь Мыски, как нож сквозь масло, не встретив никакого сопротивления, кроме болот.

– Точно, – кивнул Фока.

– Значит, карты врут?

– Может, и врут. А может, специально о чем-то молчат. К примеру, о том, что какой-то отряд-призрак все же оставался в Мысках. И держал оборону.

– Но зачем молчать-то?

Фока пожал плечами:

– Секретность не по моей части.

– Я, Андрюша, сколько лет живу на этой земле, столько и понимаю: ни хрена мы не знаем об этой войне, – сказал Виктор Сергеевич. – Где свои, где чужие – поди разберись в таком месиве полвека спустя! Что можем мы знать? Может, приказ этот был фальшивкой? Может, цель его была сбить с толку немцев, дать им ложный след? А? Не подумал об этом?

– Подумал, – ответил Ганин. – Только немцы этого приказа не видели. Закопали бойцы приказ вместе с офицером. Почему?

– Бог ведает, – развел руками Виктор Сергеевич. – Вот ты, Андрюша, образованный, ты и решай эту задачку.

Некоторое время все сидели молча – продолжали смотреть на лист бумаги, разложенный на земле. Потом Фока догадался, о чем думает Ганин. Поднял на него глаза.

– Дед?

– Может, и дед.

На приказе скрытая побледневшей печатью со звездой стояла дата – 1 августа 1941 года. Через четырнадцать дней после этого, знал Ганин, немцы прорвали оборону и взяли Новгород.

Дед

Вообще-то он был не дед, а прадед. Ганин нашел его фотокарточку, разбираясь в вещах матери. С фотокарточки с закругленными по моде тех времен краями на него смотрело усатое и чубатое лицо. Немолодое, но веселое.

– Ганин Павел, мой прадед. Без вести пропал на войне, – он протянул снимок Марине.

– Похож, – сказала жена.

Все в тот год катилось к чертям. Умерла мама. Умирала долго, болезненно, прося, чтобы все закончилось побыстрее. Не заканчивалось.

Когда позвонили из больницы сообщить о смерти, Ганин уже не знал, горе это или облегчение. Звонок раздался в пять утра – важные вести часто приходят в это время, застают нас теплыми, спящими, врасплох.

Днем перезвонил ее лечащий врач.

– Вам уже сообщили? – спросил он. – Что она выпала? Выбросилась из окна?

– Что? – оторопел Ганин.

– Подвинула табуретку к подоконнику. Открыла шпингалеты. На рассвете.

Он потом долго еще удивлялся: как ей хватило сил? Когда он последний раз накануне видел мать, ее переворачивали на бок медсестры, чтобы обмыть. Сама она перевернуться уже не могла. И вдруг – табуретка и шпингалеты.

Стоял апрель – жаркий, беззаботный. Раньше времени расцвела зелень, и вся Москва благоухала ароматами, предвкушениями, надеждами. О чем думала мать, стоя на подоконнике в тот утренний час? Что вспоминала и с кем прощалась? Ганин часто задавал себе эти вопросы. Был пятый этаж. Смерть, сказали в больнице, наступила мгновенно.

Гроб сделали закрытым. Когда провожающие вышли из морга на улицу, Ганин остался. Попросил сдвинуть крышку, чтобы попрощаться. Его пытались отговорить. Он уперся, поскандалил и – как выяснилось позже – был прав. Лицо матери было целым. Спокойное, каким оно не было уже давно, его портили только царапины на шее и на щеке. Так что пугали зря.

Под занавес траурной церемонии распорядитель произнес: «Теперь скажем ей „прости и прощай“» – и гроб медленно пополз в печь крематория. В этот момент внутри Ганина что-то лопнуло. Он заплакал и проплакал несколько дней.

В мае не стало работы. Ганин трудился ночным редактором в новостном агентстве. Для мужчины, которому вот-вот стукнет тридцать три, работенка не ах. Былые амбиции отшлифовало время. Стать вторым Невзоровым, вторым Парфеновым, вторым Хантером Томпсоном, а еще лучше первым Андреем Ганиным, легендой, историей журналистики не удавалось. Ганин проживал рабочие будни в компании интеллектуалов-неудачников – таких же, как и он сам. Всем слегка за тридцать. Все порастеряли надежды, смирились, стали потихоньку накапливать жирок и готовиться к старости. Привычный ход вещей нарушил визит менеджера по персоналу. 22-летняя молодая кобылица, казалось заступившая на работу только вчера, построила их гундосое и унылое редакторское стадо. Через минуту стаду объявили, что оно может валить на все четыре стороны. На дворе бушевал кризис.

В июне развалилась семья. Ганин доходил до психопатии в любви к пятилетней дочке Варе, но не мог найти в своем сердце ничего для жены. Они засыпали, повернувшись спинами друг к другу. Однажды он застал ее в ванной, мастурбирующей флаконом дезодоранта. «Что? – с вызовом спросила она. – Что?» Ганин ничего не ответил и прикрыл дверь.

1 ... 3 4 5 ... 98
Перейти на страницу:

Внимание!

Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Дед - Михаил Боков», после закрытия браузера.

Комментарии и отзывы (0) к книге "Дед - Михаил Боков"