Читать книгу "Людовик XIV, или Комедия жизни - Альберт-Эмиль Брахфогель"

— Я действительно заметил ваше милостивое внимание к моей племяннице, ваше высочество, но считал это за одну только любезность с вашей стороны и даже не подозревал, что ваши намерения простираются так далеко. Если же это должно случиться именно теперь, когда моему дому предстоит так много перемен, я сожалею об этом. Вы пришли слишком поздно или, вернее, слишком рано! Я нахожусь в страшном затруднении.

— Каким же это образом, эминенция? — Карл весь вспыхнул. — Должен ли я принять ваш ответ за отказ?

— Нисколько. Надеюсь, вы не будете сердиться на меня. Это обстоятельство настолько важно, что руководствоваться только личной страстью невозможно.

— Мне, однако, в высшей степени интересно это знать.

— Предложение ваше пришло слишком поздно, ваше высочество, потому что мой племянник и единственный наследник — Арман де ла Порт, маркиз де ла Мильерей, получил мое согласие на брак с Гортензией.

— Но не согласие самой Гортензии…

— Можно обнадеживаться, но пока он его не получил, поэтому ваше предложение пришло слишком рано, не говоря уже о вас, принц…

— Я дурно понимаю противоречия, господин кардинал!

— Королевская фамилия Стюартов уже более десяти лет считается высоким гостем Франции, и я надеюсь, что, несмотря на бедствия собственной междоусобной войны, мы ничего не упустили. Несмотря на жертвы, которые родство вашего дома с Бурбонами возложило на последних, несмотря на вспомогательные войска и деньги, которыми мы щедро жертвовали вашему печальному делу, — Мазарини пожал тут плечами, — несчастный поход пятьдесят второго года уничтожил все надежды вашей династии.

— Нет, не все, эминенция, — колко вмешался лорд Хиде. — Каждую минуту может случиться победоносное восстание и оно…

— Кончится тем же, чем и прежние, господин канцлер!

— Но разве этот убийца короля и похититель престола вечно будет царствовать? Разве английский народ никогда не увидит больше своего истинного короля? — резко воскликнул принц.

— Кто же это говорит? Нет сомнения, что и Кромвель когда-нибудь умрет. Но когда? Когда меня уже не будет в живых, а вы, принц, перейдете возможный для женитьбы возраст. Лорд протектор не очень-то пожелает ради вас ускорить свою смерть, а мы слишком нуждаемся в мире, чтобы рисковать им, выдавая племянницу Мазарини за сына его умершего противника! Но я могу предложить вам средство, которое, может быть, удовлетворит нас обоих.

— Какое же?

— Я обещаю вам отсрочить на время помолвку моей племянницы с Арманом де ла Портом: Гортензия еще молода. Если Кромвель через несколько лет будет ниспровергнут и Англия призовет вас на царствование, рука Гортензии будет принадлежать вам; но только с тем условием, что вы навсегда удалите из своего кружка лорда Вильерса и его сестру, прекрасную Барбару. Моя мораль, конечно, не заключает в себе ничего мещанского, но если когда-нибудь племянница Мазарини будет королевой, она не должна иметь в своей свите наложницу.

Лицо Карла Валлийского выражало сильнейшее волнение, но он не произнес ни одного слова; он сдержал себя, поклонившись с самой приветливой улыбкой, взял руку кардинала и поцеловал ее.

— Благодарю вашу эминенцию, что мои надежды только отдалены, но не окончательно разбиты. Я согласен на все ваши условия и буду как истинно влюбленный ждать, пока время исполнит мои желания.

— Дорогой мой принц, я тоже так думаю, и вы впоследствии согласитесь, что я поступил в отношении вас и Гортензии совершенно по-отечески.

— Но кто же, дозвольте мне еще этот вопрос — кто оклеветал меня и леди Палмер перед вами?

При этих словах внезапно побледневший Жермин вскочил с места.

— О, если вас оклеветали, ваше высочество, то я по крайней мере тут ни при чем, и в доказательство передаю вам письмо, которое заставило меня поверить этому факту. Однако, позвольте надеяться, ваше высочество, что вы и ее величество не откажетесь присутствовать при бракосочетании моих племянниц Анны, Лауры и Марианны Мартиноци. — Он подал ему письмо Жермина. — Если вместо Гортензии я отдаю вам только это письмо, то вы уже видите, принц, что я умею держать свое обещание.

Принц быстро взглянул на письмо, затем обернулся к Жермину и холодно измерил его взглядом с головы до ног. Потом, поклонившись низко кардиналу, проговорил:

— Ваше приглашение, эминенция, доставит нам большое удовольствие.

Бросившись в карету со своими провожатыми, принц Карл передал полученное письмо лорду Хиде.

— Прочитайте эту эпистолу Кольберу и спрячьте ее. Вам же, милорд Жермин, имею честь объявить, что, если я когда-нибудь стану королем Англии, моим первым делом будет приказ повесить вас! Поэтому лучше уж тогда вам не показываться по ту сторону канала.

Глава II. Он выдает ее замуж

Неделя шумно пронеслась в кружках парижской знати среди блестящих празднеств по случаю бракосочетания трех племянниц кардинала, сестер Анны и Лауры Манчини и Марианны Мартиноци. Молодые скоро должны были разъехаться в разные стороны, а их величества отправиться в Сен-Жермен, до съезда аристократии в Париж, к зимним удовольствиям.

От мрачного, старого королевского дворца — местопребывания парижского парламента и французского уголовного суда — тянулась в то время длинная, дымная, не очень широкая улица Турнель и доходила до моста с тем же названием. Около этого моста стоял прежде Турнельский замок, на турнирной площади которого погиб в поединке Генрих II. Фронтоны старых однообразных домов буржуазии с их беседками и галереями, с большими жестяными щитами, которые висели высоко над улицей, подобно знаменам, составляли очень оживленную картину. Один только дом отличался если не большей красотой, то большой оригинальностью. Он невольно останавливал внимание странной архитектурой, в которой смешивались самые разнородные стили. Одна часть была выстроена во вкусе эпохи Возрождения, другая — в готическом, а третья — во флорентийском. Общий вид дома был очень мрачный и угрюмый. На стук колотушки из желтой меди дверь отворялась, и вас принимал настоящий швейцар с булавой, а другой лакей или смеющаяся горничная, взяв у вас при входе плащ и палку, вводили в обитую прекрасными вызолоченными шпалерами, богато меблированную, большую, но очень скучную гостиную, которую в зимнее время согревали два широких камина с венецианскими зеркалами. Из высоких окон гостиной виднелся веселенький молодой сад, весь в зелени.

Он тем более приятно поражал взоры, что подобное украшение редко можно было встретить. В эту гостиную вели еще две маленькие двери, соединявшие ее с остальными комнатами этого этажа. Большой стол, заваленный книгами, бумагами и разноцветными женскими безделушками, высокие кресла, несколько плоских табуреток и скамейки с толстыми подушками из голубого бархата, расставленными кое-как, придавали всему вид барского беспорядка и беспечности.

В кресле у окна сидела дама средних лет, когда-то, вероятно, очень интересная, но теперь сильно поблекшая. Линии ее лица стали неприятно угловаты, сильная горечь и скорбь как будто отпечатались на нем. Ее каштановые волосы уже просвечивали сединой, одежда темна и такого покроя, который разве пятнадцать лет назад приводил в восторг тогдашних любезников.