Читать книгу "Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы - Максим Оськин"

Командарм-2 ген. А. В. Самсонов знал, чего требовать от своих подчиненных. Восемнадцатилетним гусаром он уже дрался с турками в русско-турецкую войну 1877–1878 гг. В Маньчжурии командовал Уссурийской конной бригадой, а затем Сибирской казачьей дивизией. На собственном опыте генерал Самсонов испытал горечь поражений и не желал их повторения. В его приказе показательна дата — 25 июля, то есть седьмой день войны, когда операции еще не начинались и лишь вдоль государственной границы шли стычки пограничников и конницы. Уже тогда командарм-2 указывает на одну из негативных составляющих войны, показывая, что пленение может быть оправдано лишь тяжелым ранением.

К сожалению, командарм-2 обращался преимущественно к солдатскому составу — «нижние чины» приказа № 4. Лучше бы он разъяснил позор пленения своим подчиненным командирам. Как известно, 2-я армия Северо-Западного фронта потерпела тяжелейшее поражение в ходе Восточно-Прусской наступательной операции августа 1914 года. Центр 2-й армии, возглавляемый самим командармом, полностью погиб под Танненбергом 16–18 августа, что стало возможным после того, как фланговые корпуса 2-й армии отступили, открыв немцам дорогу в тыл русскому центру.

Сам ген. А. В. Самсонов — воин и рыцарь, страдая от тяжести поражения, застрелился 17 августа при попытке выхода из кольца окружения. Характерно, что офицеры его штаба, бывшие с ним, даже не смогли сказать, как именно это произошло, слышали лишь хлопок выстрела и не смогли разыскать его тело, которое впоследствии было захоронено немцами в общей могиле. Но так поступил лишь сам командарм! Брать пример со своего командира подчиненные не торопились.

Командир 23-го армейского корпуса ген. К. А. Кондратович успел бежать от своих войск в тыл, где объявил себя больным. Комкор-15 генерал Н. Н. Мартос был взят в плен в общей неразберихе стычек в русском тылу. Причем — с оружием в руках. Но вот комкор-13 ген. Н. А. Клюев возглавил дивизионную колонну, пробивавшуюся из неплотного «мешка». Перед последней цепью германских пулеметов генерал Клюев приказал капитулировать. Вопрос: кто виновен в том, что двадцать тысяч русских солдат здесь сдались неранеными? Лично они или приказавшие капитулировать их начальники? Генерал Клюев сам приказал своему ординарцу ехать к немцам с белым платком в руках. К кому же тогда относится характеристика: попадать в плен — позорно? Здесь впервые проявилась та пагубная тенденция качества небольшой части предвоенного русского офицерского корпуса, которая сдавала в плен подчиненных им солдат. Генерал П. Н. Краснов цитирует фразу такого русского пленного, который даже и не понимал что происходит, а действовал, «как все»: «До конца был верен Царю и Отечеству и в плен не по своей воле попал. Все сдались, я и не знал, что это уже плен».[9]

Чем виноваты солдаты армии Самсонова, которые оказались заложниками неверного стратегического решения довоенного планирования и бездарного его исполнения со стороны генералитета Северо-Западного фронта? Сам Александр Васильевич Самсонов, слишком поздно осознавший довоенную неподготовленность, поступил так, как того требовал кодекс офицерской чести. Наверное, нельзя говорить, что самоубийство — это единственный выход из положения. Не каждый отважится на такое, да и не нужно это. Но одно дело — сдаться в плен в безвыходной ситуации, когда уже нельзя пробиться и так не хочется умирать. И совсем другое — сдать в плен вверенных тебе людей, когда у тебя за спиной целый корпус. Это уже воинское преступление.

Чем же виноваты рядовые, у которых на глазах легко сдавались генералы, в том числе и командиры корпусов (всего во 2-й армии в плен тогда сдались пятнадцать генералов)? Когда две наиболее многочисленные группы, пробившиеся из окружения, были ведомы не генералами, а полковником и штабс-капитаном? Да, личный состав 13-го армейского корпуса на две трети состоял из запасных, то есть фактически являлся некадровым. Однако большую часть корпуса «сдали» в плен собственные командиры, не показавшие примера верности долгу. Из высших чинов 13-го армейского корпуса из окружения вышел только начальник штаба 36-й пехотной дивизии полковник Вяхирев. А всего из состава 13-го армейского корпуса пробились лишь сто шестьдесят пять человек штабс-капитана Семечкина и подпоручика Дремановича да команда разведчиков. Эти люди всего-навсего не сложили оружия по приказу своего комкора, а ушли в лес, и, попытав счастья, добились его. Кто бы осудил сдавшихся по приказу вышестоящего командира? Но нашлись же офицеры, пошедшие наперекор начальнику во имя исполнения воинского долга и требования присяги.

Общие потери 2-й русской армии в ходе Восточно-Прусской наступательной операции составили около 8000 убитыми, 25 000 ранеными и до 80 000 пленными. Противник захватил также до пятисот орудий и двести пулеметов. Потери немцев во время операции против 2-й армии с 13 августа составили около тринадцати тысяч человек. Обратим внимание на соотношение потерь. Очевидно, что часть раненых учтена и в массе пленных, ибо большая часть раненых оказалась в германском плену. В таком случае, против 13 000 потерь у немцев, русские имеют не более 20 000, что объясняется как оборонительными боями немцев в заблаговременно подготовленной местности, так и преимуществом германцев в технике. Остальное — это пленные. То есть убывшие «в расход» исключительно неприятельским маневром — сдавшиеся в «котле». Или — «сданные» командирами. Почему пятнадцать генералов не возглавили прорыва? Тем паче — приказывавшие своим людям сдаваться.

Пагубность неверного восприятия пленения в отношении командного состава была понята сразу после Русско-японской войны 1904–1905 гг. Но, к сожалению, она не была возведена в аксиому внутри самой российской военной машины. Оценивая итоги дальневосточного конфликта, бывший командующий Маньчжурской армией ген. А. Н. Куропаткин писал: «В ряду с истинными подвигами отмечаются и случаи малого упорства отдельных частей и, в частности, отдельных лиц. Случаи сдачи в плен неранеными в прошлую войну были часты не только среди нижних чинов, но и среди офицеров. К сожалению, по отношению к этим лицам не были применены существующие законы во всей строгости. По возвращении из плена некоторые офицеры ранее суда над ними уже получили в командование отдельные части и, возвращаясь в полки, вступали в командование ротами и батальонами… Прямо из Японии бывшие пленные приказами по военному ведомству получали назначение даже начальниками дивизий. Между тем может существовать только одно обстоятельство, оправдывающее сдачу в плен: это ранение. Все же, сдавшиеся в плен неранеными, должны быть ответственны за то, что не сражались до последней капли крови».[10] Справедливости ради следует сказать, что при том уровне полководчества, что показал генерал Куропаткин, поражения и пленения были неудивительны.

Суть проблемы в ином: почему сдавшиеся неранеными офицеры затем получали высокие командные посты? Они уже раз презрели присягу и требования военного законодательства, а значит, не постеснялись бы сделать это и впоследствии. Сначала требовалось разобраться, а лишь затем восстанавливать таких офицеров в армии, да еще с повышением. В сравнении с СССР здесь явно проигранная ситуация: возвратившихся из плена советских генералов тщательно проверяли, но и те из них, кто не был подвергнут репрессалиям, а восстановлен в армии, высоких должностей не получили.