Читать книгу "Ключ жизни - Сердар Озкан"

Тогда я показал свои рисунки другим детям, надеясь, что они их поймут или, по крайней мере, скажут, что с ними все в порядке. Но дети высмеяли меня, говоря: «Что же это за ангелы?!» Затем они целую неделю дразнили меня, начиная размахивать руками, как только я появлялся. «Я рисую ангелов похожими на детей, потому что тогда я мог бы подружиться с ними», — попытался объяснить им я. Но после этого они начали смеяться еще громче, и я больше никогда не говорил с ними об ангелах.

Моей последней надеждой оставалась моя семья. Родные не смеялись над моими рисунками, но, судя по их словам, они тоже считали мои рисунки неправильными.

После этого я сказал себе: «Если все так думают, им, наверное, известно что-то, что неизвестно мне». В конце концов, другие люди знали множество вещей, которых я не знал. Думая, что другие могут оказаться правы, я прекратил рисовать неправильные картины. Но мне по-прежнему не хотелось менять старые, пририсовывая ангелам крылья. Что же мне делать с ангелами, с которыми нельзя подружиться? К тому же в мире уже достаточно картин, изображающих ангелов с крыльями.

Склад неправильных рисунков на чердаке, сотни разрушенных песчаных замков и скучная игра, от которой я устал… После всего этого я подумал, что слова Краснорукой Старушки, которую я повстречал на прошлой неделе, изменят мою жизнь. Я даже подумал, что ее слова могут изменить весь мир.

Я ошибался.

Омер. Взрослый
2

Русалка?!

Вернувшись с Цветочного острова вчера вечером, я всю ночь и весь следующий день думал об увиденном. Может быть, это была галлюцинация? Или злой дух? Ну уж точно не русалка! Прошло много лет с тех пор, как я перестал верить в сказки. Так что же я увидел?

Как раз в тот момент, когда я собирался избавиться от всех вопросов, мне пришлось столкнуться с множеством новых проблем. Я до сих пор жив, и все из-за них. Не поймите меня неправильно, я не передумал. Но даже преисполнившись решимости покончить с собой, вряд ли вы сможете немедленно начать глотать снотворное, увидев нечто подобное.

Все, что я хочу знать, — откуда исходили услышанный мной голос и видение русалки, изнутри или извне? Мне не удавалось отыскать ответ на этот вопрос в моем сознании, и потому вечером — в самое тяжелое для меня время — я решил вернуться в бухту у Цветочного острова и осмотреть там все еще раз.

Вечер когда-то был моим любимым временем дня, особенно летом. Люди, приходившие на пляж рядом с нашим домом, отправлялись домой, ветер становился мягче, а поверхность воды покрывалась серебристой дымкой.

Нам с мамой нравилось смотреть на море в это время суток. Мы даже звонили папе, который оставался в городе из-за работы, и дразнили его, рассказывая, как нам весело. Папа приезжал к нам летом лишь иногда на выходные. В прошлом году в один из таких нечастых выходных я потерял отца и мать. Вечером, около шести, они отправились в гости к нашим друзьям из соседней деревушки, и где-то в половине седьмого произошла авария.

Тем вечером меня тоже пригласили на ужин, но я отказался, потому что хотел пойти порыбачить. После того как я опознал тела моих родителей, меня начали мучить вопросы: что бы случилось, если бы я поехал с ними? Если бы из дома вышли три человека, а не два, то сыграли бы эти несколько секунд свою решающую роль? Хватило бы этих нескольких секунд для предотвращения столкновения с грузовиком, ехавшим не по своей полосе? Если мы куда-то выезжали с родителями, я всегда сидел за рулем. Если бы я отправился с ними, это бы что-то изменило?

Я истязал себя этими вопросами в течение нескольких месяцев, но вместо того чтобы найти на них ответ, я заставил себя поверить в судьбу. Я решил, что моим родителям суждено было попасть в аварию, и если бы я пошел с ними на этот проклятый ужин, ничего бы не изменилось.

Вероятно, я мог бы долго утешаться подобными рассуждениями. Я мог бы думать, что от судьбы не уйдешь и всем когда-то суждено умереть, а значит, моей вины в случившемся нет, ведь я не мог предвидеть эту аварию. Но теперь мне это надоело. Меня от этого тошнит. Меня тошнит от моих мыслей.

И дело не только в аварии. Я устал думать о смысле — вернее, о бессмысленности — моей жизни и жизни вообще. Люди часто совершают самоубийства из-за того, что чувствуют отчаяние, правда? Но у меня все по-другому. Меня толкает на этот шаг сама бессмысленность.

Поэтому мое самоубийство — это не эмоциональный шаг, а сознательный, рассчитанный и продуманный поступок. Рациональный суицид.

Иногда мои глаза по-прежнему привлекает красота мира, и, пусть на мгновение, я поддаюсь ощущению того, что эта красота вечна. Мне кажется, что на мои чувства наложены чары, заставляющие меня забыть о том, что все конечно, то есть бессмысленно.

Но сейчас я думаю, что уже стал достаточно разумным для того, чтобы больше не обманываться этой иллюзией.

Омер. Ребенок
2

В первый и последний раз я встретил Краснорукую Старушку однажды вечером, когда я вновь попытался сыграть в эту скучную Королевскую Игру. Старушка сидела на автобусной остановке. При других обстоятельствах я бы ее даже и не заметил, но, проходя мимо, я с ужасом увидел, что у нее ярко-красные руки. Красные и мокрые! Кровь? Старушка либо была ранена, либо кого-то убила!

Я не видел ее лица, потому что она сидела ко мне спиной. Набравшись храбрости, я подошел к этой раненой-или-кого-то-убившей старушке. Подняв голову, она внимательно на меня посмотрела. Может быть, она и меня захочет убить?

К счастью, оказалось, что мне ничто не угрожает. Старушка показала мне кроваво-красный гранат у нее на коленях.

— Гранат един, он только один[1]! — сказала она.

— Простите, я подумал, что вы…

— Гранат един, он только один!

— Да, я вижу, что он только один. Не волнуйтесь, госпожа, мне не нужен гранат. В любом случае, я не голоден.

Она улыбнулась, будто я не понял ее слов, а затем спросила:

— Один на рынке, тысяча дома. Что это?

Я знал ответ на эту загадку, но, не желая разочаровывать старушку, неуверенно протянул:

— Гранат?

Она вновь улыбнулась.

— Ну что ж, тогда иди сюда и садись. Давай съедим гранат вместе.

Должен сказать, что, увидев сочный ярко-красный гранат, я почувствовал, как мой рот наполняется слюной. Я уселся рядом со старушкой, и мы начали есть гранат. Воцарилась тишина.

Я удивился, что старушка не спрашивает, как меня зовут, где я живу, кто мои родители, в каком я классе, какой мой любимый урок, не задает все те скучные вопросы, которыми незнакомцы любят терзать детей. Немного помолчав, старушка задала совсем другой вопрос: