Читать книгу "Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - Юрий Щеглов"

Атака в стиле Эриха Хартманна

Приведу несколько фрагментов из книги о знаменитом летчике-истребителе, стараясь не комментировать их. Любой непредвзятый читатель сам сумеет определить правдивость и уместность используемых Р.Ф. Толивером и Т.Дж. Констеблем сравнений.

Эрих Хартманн — лучший, как утверждают западные исследователи, ас Второй мировой войны, сбивший, по немецкому счету, 352 самолета на Восточном фронте. Эрих Хартманн выработал свой индивидуальный стиль. Воздушную карусель он отрицал начисто. Набор высоты, пикирование на цель, немедленный уход. Сбил — сбил, не сбил — неважно. Главное остаться живым и невредимым. Бой прекращен! Если будет новая атака, то лишь по этому же принципу. Атакуй, сбивай и улетай. Ни в коем случае не ввязывайся в сражение. Трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб одержал победу в 62 воздушных боях, а Александр Покрышкин, награжденный тоже тремя Золотыми Звездами, добился 59 побед. Они ввязывались в воздушную карусель.

Р.Ф. Толивер и Т.Дж. Констебль используют хартманновский стиль атаки. Сюжетная подводка к общеизвестным событиям, мгновенно вброшенные в контекст обвинения и столь же внезапный уход от необходимости их подкрепить какими-нибудь серьезными фактами. Что и говорить! Стиль Хартманна его панегеристами выдержан отменно. Сейчас невозможно объяснить, почему особую ненависть у Р.Ф. Толивера и Т.Дж. Констебля вызвал именно Илья Эренбург.

Затхлый текст

«Деспоты, которые обращают миллионы добрых по природе людей в жестоких зверей, в современных условиях не могут обходиться без помощи пропагандистов — специалистов по созданию мифов и легенд, которые выдаются за правду. Геббельс выполнял эту роль в нацистской Германии. Илья Эренбург был советским Геббельсом. Красная армия потому начала свои зверства против немецкого гражданского населения, что Эренбург поднял настоящую истерию, призывая к мести.

От русских солдат требовали убивать фашистов, где только они их встречают, а также „брать гордых немецких женщин“, чтобы забыть о тяжести сражений».

Прибавлю к этому тексту, отдающему затхлостью, несколько слов. Неплохо изучив в 70-х годах военную публицистику и, в частности, все, что вышло из-под пера Эренбурга, я ни разу не наткнулся на столь нелепый в устах советского писателя призыв. О гордости немецких женщин Эренбург никогда не обмолвился ни одним словом. Он никогда не говорил, что отношения с лишенными воли женщинами помогают забыть тяжесть сражений. Подобные выходки вообще не были в стиле фронтовой прессы. Я не в состоянии указать также статью или листовку, в которой бы — хотя бы отдаленно, хотя бы намеком — писалось что-либо похожее. Даже обстановка «холодной войны», национальная неприязнь и неприятие коммунистической доктрины не должны были, по-моему, подпитывать иссохшую клевету, напоминающую не только гитлеровские измышления, но и поклепы на Эренбурга некоторых доморощенных нацистов.

Нет, тут что-то иное, какая-то иная ложь. К эксцессам, которые случались, например, в Восточной Пруссии, публицистика Эренбурга не имеет ни малейшего отношения. Я полагаю, что эскапада американских апологетов майора Хартманна уходит своими корнями в случай, описанный Милованом Джиласом в книге «Беседы со Сталиным», весьма популярной в миновавший конфронтационный период.

Второстепенное?

Вот как передает слова Сталина бывший правоверный югославский коммунист, которому нет оснований не доверять:

«Да. Вы, конечно, читали Достоевского? Вы видели, какая сложная вещь человеческая душа, человеческая психология? Представьте себе человека, который проходит с боями от Сталинграда до Белграда — тысячи километров по своей опустошенной земле, видя гибель товарищей и самых близких людей! Разве такой человек может реагировать нормально? И что страшного в том, если он пошалит с женщиной после таких ужасов? Вы Красную армию представляли себе идеальной. А она не идеальная и не была бы идеальной, даже если бы в ней не было определенного процента уголовных элементов — мы открыли тюрьмы и всех взяли в армию. Тут был интересный случай. Майор-летчик пошалил с женщиной, а нашелся рыцарь-инженер, который начал ее защищать. Майор за пистолет: „Эх ты, тыловая крыса!“ — и убил рыцаря-инженера. Осудили майора на смерть. Но дело дошло до меня, я им заинтересовался и — у меня на это есть право как у Верховного главнокомандующего во время войны — освободил майора, отправил его на фронт. Сейчас он один из героев. Воина надо понимать. И Красная армия не идеальна. Важно, чтобы она била немцев — а она их бьет хорошо, — все остальное второстепенно».

Так вещал Верховный главнокомандующий — Человек у руля. Однако статьи Эренбурга не могли послужить основанием для подобного рода эксцессов. Он призывал сражаться с фашистами, а не насиловать женщин. Он показал звериное обличье захватчиков, но вовсе не требовал от солдат расправляться с мирным населением.

«Немного позже, — продолжает Милован Джилас, — после возвращения из Москвы, я с ужасом узнал и о гораздо большей степени „понимания“ им [Сталиным] грехов красноармейцев. Наступая по Восточной Пруссии, советские солдаты, в особенности танкисты, давили и без разбора убивали немецких беженцев — женщин и детей. Об этом сообщили Сталину, спрашивая его, что следует делать в подобных случаях…»

Что же ответил Человек у руля? Он ответил: «Мы читаем нашим бойцам слишком много лекций — пусть и они проявляют инициативу!»

Публицистика Эренбурга, направленная на уничтожение нацизма, не была и не могла быть по своей природе подспорьем для реализации сталинской точки зрения. Она не могла толкать людей на такого рода эксцессы. Благородная ярость и благородная ненависть лежали в ее основе. А война без ненависти аморальна. Это не устаревшее мнение и вполне совместимо с профессионализацией армии.

И чтобы подвести промежуточный итог, я хотел бы обратить внимание на несколько фактов. В армии нашелся рыцарь-инженер, не побоявшийся защитить женщину и дать отпор зарвавшемуся насильнику. Затем трибунал приговорил убийцу к высшей мере наказания и не учел его военные заслуги и участия в сражениях. И наконец, события в Восточной Пруссии не прошли мимо военачальников, которые готовы были применить репрессивные меры по отношению к виновникам совершенных преступлений. Меры должны были носить массовый характер — расформирование частей и передача дел в военные трибуналы. Такие действия не могли пройти мимо Сталина. А за всеми этими фактами стояли обычные люди, у которых уровень понимания задач армии был иным — более высоким, чем у Верховного главнокомандующего. Вот на что следует обратить внимание, читая Джиласа. К сожалению, перемещение акцентов в восприятии текста вещь чрезвычайно распространенная.

Нет причин обвинять Эренбурга в потворстве зверствам. Нет причин отказывать Эренбургу в том, чем обладали офицеры в передовых порядках, непосредственно соприкасавшиеся с врагом.

Литературные пристрастия

Она оказалась совершенно необычайной девушкой, и то, что она была необычайной, не сразу увиделось. Высокая, с маленькой головкой, напоминающей голубиную, с пепельного цвета волосами, нескладная, голенастая, похожая, наверное, на некрасивую девочку из стихотворения Николая Заболоцкого — она являла собой непривлекательное зрелище для быстрого, скользящего и случайного взгляда. Плод несчастливого брака, подумал я в первый день знакомства. Необычайность состояла в том, что некрасивая внешность не отталкивала, а скорее притягивала какой-то прирожденной женственностью, затаившейся в этих самых — чуть навыкате — очах, глубоких, темно-синих, пристально смотрящих перед собой, изредка моргающих. Женственность прорывалась и в плавности движений, в ласковом, немного беззащитном взоре, в правильном рисунке вишневых губ и в удлиненных белых пальцах с розовыми чистенькими ногтями. Но главное, конечно, два бездонных притягивающих омута. Они казались чужими на желтоватом веснушчатом лице, однако, чудом попав туда, они делали свое обвораживающее дело — странным, загадочным, иногда вспыхивающим светом озаряя неизменно удивленное, как у птицы, выражение.