Читать книгу "Исповедь четырех - Елена Погребижская"

Ирина: …Итак, я ходила примерно в полусантиметре от земли, большей частью с книжкой в руках (не подумайте дурного: иногда это бывала, скажем, «Эммануэль» на английском, украдкой украденная у папы еще в Будапеште — но чаще все-таки какие-нибудь обязательные досократики или стихи, много стихов), каким-то непостижимым образом сочетая эту эфемерность со вполне земными занятиями аэробикой и отличным аппетитом, посещала комсомольские собрания, где зарекомендовала себя как растленная забугорной жизнью диссидентка, защищала честь факультета на соревнованиях по беговым лыжам (где-то валяется прикольная характеристика, которую я сама себе написала. Там были перлы типа «на первом курсе активно бегала и прыгала, за что получила путевку в спортивный лагерь, после чего бегать и прыгать прекратила»).

Легко ли проглотить веды, упанишады, Конфуция за один семестр — нагрузка уже на первых курсах была такая, что можно было сойти с ума. Но Ира, молодец, устояла.

В советское время философское образование очень уважалось, и студенты проглядывали перспективы хорошей и престижной работы. А вот музыка, наоборот, была занятием эфемерным и подозрительным. Поэтому, даже если Ира и задумывалась о том, чтобы что-то сделать со своими песнями и стихами, все равно философия перетягивала фундаментальностью. Но как в таких случаях говорит моя мама, вода дырочку найдет. «Какую, Богушевская, в конце концов, вы берете на себя общественную нагрузку?» — требовательно спросил комсомольский секретарь. — «Ну, давайте я буду петь, танцевать, что угодно». И вот приходит конкурс художественной самодеятельности, и честь родного факультета оказывается в Ириных руках.

Ира садится за рояль и исполняет свои декадентские песенки. Комсомольцам нравится. Ира получает почетную грамоту от комитета ВЛКСМ. И вот тут случается чудо, как и должно быть в волшебных сказках. Но про чудо позже, а пока про философию.

Году в 90-м — 91-м была в стране перестройка, но все еще было по-советски. Ирина уже закончила университет и училась в аспирантуре.

Ирина: Я же поступала в аспирантуру, чтобы диссертацию написать. Ты понимаешь, невозможно было оторваться от того, что, по моим представлениям, должно было дать мне уверенность в завтрашнем дне.

Я: А что должно было дать тебе уверенность в завтрашнем дне? Университет?

Ирина: Да. Преподавание истории философии. Мне казалось, что это такая стабильная, незыблемая вещь, если я буду этим заниматься, а по вечерам играть в театре, все будет просто классно.

Я: А объясни мне, пожалуйста, что делают аспиранты?

Ирина: Аспиранты все практически делают.

Я: Они преподают?

Ирина: Да.

Я: Ты преподавала?

Ирина: Да, на журфаке.

Я: А что правда, что Юлия Бордовских у тебя училась?

Ирина: Бордовских была в параллельной, по-моему, группе, но я принимала у нее один экзамен. Потом, прикинь, встречаемся мы с ней через год на «Радио Максимум», я сижу за ди-джейским пультом в наушниках, только двигаю кнопки. Она заходит читать спортивные новости и говорит: Ирина Александровна, а что вы тут делаете!? А я ей говорю: хелло, бэби.

Мне кажется, что еще бы год-два аспирантуры и Ира могла легко бы преподавать философию на журфаке и мне, а так вместо нее у нас был какой-то сухарь-философ. Если вы читаете эту книгу, то уже знаете, что Ира больше не занимается философией постпозитивизма, а ведь как хорошо у нее все шло.

Глава четвертая

Звонок судьбы или не нужен нам ваш Эдинбург

Сразу после «Студенческой весны» Ирин телефон зазвонил и, как она говорит, судьба приятным женским голосом сообщила ей, что в театре МГУ ставят мюзикл и что ей предлагают главную роль. Все было одинаково невероятно: мюзикл в Советском Союзе и репетиция точно 8 марта. Это был нонсенс, потому что в той жизни праздники были что-то святое. Ира с трепетом вошла в то восьмое марта в ГЗ. Главное здание университета — это хрестоматийная сталинская высотка, которая непосвященному человеку кажется чем-то вроде имперского музея с мрамором снаружи и внутри, храмом знаний. В принципе, это верно, если бы одновременно это не было общежитие. А у общежития черты известные — прозрачные перегородки, студенты в трениках, чайники в руках и непреходящее веселье с ароматом портвейна. В тот женский день Главное здание было пустынным, редкие уже отметившие студенты мелькали в углах, как призраки. Ира входит в комнату, где назначена репетиция. Она ожидает увидеть толпы пестрых актеров, которые поют и танцуют. Вместо этого ее встречают два мужика. Один постарше, щуплый. Второй помоложе и поздоровее. Первый — режиссер театра Евгений Славутин. Второй — Алексей Кортнев.

Ирина: Евгений Иосифович (Славутин) очень много и складно говорил, а Леша по большей части помалкивал, погруженный в какие-то свои мысли, иногда как бы всплывая на поверхность, к реальности, чтобы взять глоток воздуха и вставить в монолог Е. И. реплику. Оба показались мне жутко умными и серьезными, гораздо умнее и серьезнее меня, тем более что я отчего-то приделала себе в тот раз бантики.

Ролей в мюзикле оказалось всего две, и обе, значит, главные. Назывался он «Бензоколонка». Через пару репетиций Ирина решила бросить это дело, поскольку, как оказалось, она не умела ничего, а это про себя понимать неприятно. Она не знала, куда девать руки-ноги, а уж про «предлагаемые обстоятельства», темпоритм и сверхзадачу я и не говорю. Партнер Алексей при этом подливал масла в огонь. У него было выражение лица человека, у которого колоссальный опыт, а он вынужден наблюдать, как барахтается новичок. Хуже всего получались любовные сцены. Исполнительница главной женской роли регулярно убегала рыдать в кулису. Сценического опыта тогда у Иры не было, а представить, что с этим детиной можно провести ночь, она никак не могла, никак. А это прямая дорога, как мы знаем, к последующей свадьбе.

Долго ли коротко ли, спектакль несколько раз сыграли. Ира про себя решила, что никогда не будет больше драматической актрисой. Зато из «Бензоклонки» Ира и Алексей перетекли в музыкальную студию театра. Студия была отдельной епархией, ей тогда руководили Иващенко и Васильев («Иваси»). Ее не взяли бы в студию, набор-то был уже закончен, и даже все объявления об этом с доски сорваны. И тут случается волшебная история. Победа упорства над обстоятельствами. И это волшебство Ира будет творить еще не раз. А тут было так: «Девочка, иди отсюда, набор закончен». «Извините, — говорит девочка решительно, — я не пойду, а сейчас вам спою». Девочка садится за рояль и поет песню «Дудочка»:

Ночью, в моей комнате пустой. Дудочка болтает с темнотой. Лепетаньем прогоняет страх. Яблоневый привкус на губах.

Песенка растопила сердце Васильева, и Иру приняли.

Я: А ты вообще была звездой студии и театра МГУ?