Читать книгу "Последняя треть темноты - Анастасия Петрова"

— До вечера мы ее найдем. Представляю, как тут Нина с ней повеселится.

— А вдруг она и правда хочет, чтобы мы остались?

— Не хочет. Она нас терпеть не может.

* * *

В кафешке за углом Сашу точно никто не собирался искать. Разве что мама пройдет мимо и заметит ее в окне с чашкой кофе и учебником по географии, который, как и все прочие в последнее время, открывался и закрывался сам собой. Если Саша что-то и читала, то практически неосознанно. И отмена таблеток не помогала, и аптека около Люксембургского сада на улице Вожирар, где упорно не смотрели на дату в рецепте, а рецепт возвращали покупателю, зря простаивала.

Допив четвертую чашку за день черного кофе и почувствовав, как давление подскочило, а пульсация в голове постепенно стала перебивать мысли, Саша поднялась и пошла к выходу. Голод мучал ее уже пару часов, но денег осталось мало, к тому же, есть в общественном месте Саша не хотела. Она бы заперлась в заброшенном сарае, но сараев, сколько ни смотри по сторонам, в районе Дефанс не обнаруживалось.

На голодный желудок путешествие по Елисейским полям до Георга V напоминало плавание на корабле. Сашу слегка качало, время от времени она натыкалась на препятствия, на ледяные глыбы или на скалы в виде людей. Глубоко ввинчиваясь в толпу, она теряла штурвал, позволяла волнам бить в лобовое стекло, и неслась вперед — не сама, но как будто заведенная и подталкиваемая другими. Люди вокруг спешили, сочились потом, шумно дышали, оставляли за собой шлейф нерастраченной энергии, которая вступала в реакцию с невидимыми движениями города и пинками гнала Сашу вперед. Тур по магазинам, тур по кинотеатрам, тур по закусочным и, словно по расческе с частыми зубцами, по рядам узких улочек, ответвляющихся от сонной артерии Парижа.

Наконец остановка — мир, кружившийся горизонтально, закружился вертикально, подобно воронке урагана в Алабаме. Пластиковый пакет с двумя мокрыми горячими гамбургерами; тремя большими порциями картофеля фри, на котором соль впитала жир и висела золотыми слитками; упаковками китайского соуса и кетчупа; сухим шоколадным маффином; жжеными куриными крылышками и хлюпающим от жаркого соседства мороженым — развалился возле гигантского мусорного бака в тупике на задворках улицы Жоншон. Рядом с ним Саша опустилась на мостовую и прислонила затылок к серой твердой поверхности, заляпанной не то отходами чьей-то кухни, не то блевотиной вчерашних алкашей. Спутанные, но чистые и блестящие светлые волосы, неаккуратно подстриженные лесенкой, почти не прикрывали уши, поэтому и шеей, и мочками Саша чувствовала шершавую стенку мусорного бака. Минута, чтобы отдышаться — затем девочка накинулась на еду. Как сумасшедшая, она заглатывала канцерогенный рай, почти не жуя, впихивая в себя кусок за куском, выплевывая то, что валилось изо рта — эти коровы гуляли по альпийским или австралийским лугам, а может, блеяли в конюшне у какого-нибудь сумасшедшего фермера; эти генетически модифицированные помидоры созревали в парниках в пригородах Парижа или на деревьях в соседнем дворе у парня, что выращивает марихуану; этот китайский соус варили тысячи машин, простерилизованных и харкающих горячей водой, или тысячи наемных работников-негров, нанятых вождями китайской промышленности; эти крылышки отрубили у куриц или слепили из остатков потрохов, склеили, искупали в специальной пробирке, превращающей углеводы в протеины, а ребро — в женщину. Саша на секунду прекратила есть и уставилась на стену дома напротив. Из ромбовидного окна первого этажа на нее смотрело бледное лицо мальчика с голубыми глазами. Он казался угрюмым или заторможенным, темная челка проводила черту над суровым взглядом.

— Хватит на меня таращиться, — произнесла Саша вслух, едва шевеля губами и зная, что из-за стекла ее не услышат.

Мальчик постоял у окна еще несколько секунд, потом задернул белую занавеску и пропал. Саша вытерла жирные руки о камни мостовой и со всей силы двинула локтем по мусорному баку, прикусила язык от боли. Даже в чертовом тупике невозможно спрятаться.

Когда мальчик открыл дверь и вылупился в легком сумраке на фоне темного коридора, отделанного кафелем и выходящего во внутренний двор блока домов, Саша уже собиралась подняться с земли. Она прищурилась, окинула взглядом сперва силуэт мальчика — длинный, узкий, угловатый и под наклоном вперед — затем пятно белого света у него за спиной, цветную оболочку двора, сияющее вращение солнечных лучей в тихом пространстве.

Мальчик сильно сутулился, поднимая треугольные плечи вверх, руки у него по бокам болтались безо всякой цели, сами по себе, словно мозг не контролировал мышцы. Он был одет в черную футболку под горло, заправленную в старые джинсы блеклого синего цвета, и легкую куртку-хаки, явно ему великоватую — рукава доходили почти до середины ладоней, а подол чуть ли не до колен.

Плотно сжатые тонкие губы не улыбались, а выражали то же упрямство и ту же безотрадность, что и глаза.

— Жируешь?

Саша оторопела, сглотнула и машинально тыльной стороной ладони вытерла большой красный рот.

— Что?

— Ты не нищенка, — утвердительно произнес мальчик, как робот, выделяя каждое слово.

— А ты не арабский принц, — сердито сказала Саша.

— Мне велено гнать отсюда всякую шваль. Ты не первая, кто облюбовал местечко. Но ты не нищенка, так что ты тут делаешь?

— Ничего, — Саше стало не по себе.

— Неправда. Ты ела гамбургеры.

— И что? Ты полиция гамбургеров?

Саша встала и с досадой отряхнула попу, одернула длинную белую майку, внезапно оказалась выше мальчика, посмотрела на него презрительно, хмыкнула и пошла прочь.

— Эй, убери мусор! — мальчик проворно выскочил на улицу. — Ты не у себя дома!

Саша обернулась.

— Мне плевать, где я, понял? Можешь позвать своих родителей или полицейских, мне плевать.

— Даже грязные нищие в отрепьях за собой убирают… Иногда… Им не плевать! А зажравшейся девочке, которую кто-то по головке не погладил…

— Как ты смеешь? Что ты обо мне знаешь? — Саша сделала пару шагов навстречу врагу.

— Да у тебя на лице написано, что ты просто не ценишь мир, в котором живешь. Кроссовки больше, чем за сотню евро. Причесон, хоть и отстойный, но не засаленный. Жрешь гамбургеры из австралийской закусочной. Она самая дорогая из местных фаст-фудов… Строишь из себя святую мученицу, а дома наверняка богатенькие родители дожидаются-хлопочут. Хочешь придать смысл своей жалкой-жалкой жизни, приняв на себя мировую скорбь? Да меня тошнит от таких, как ты.

Последние слова мальчик почти выкрикнул — на ветер. В воздухе вдруг что-то зашелестело и защелкало — не то падали листья, не то лопались почки — по мостовой несло песок и маленькие камушки. Саша почувствовала покалывание в руке и с силой надавила на вчерашний порез от ножа для бумаги, умножив боль на десять.

Мальчик топнул ногой (или нога сама непроизвольно дернулась) и направился обратно к двери. Саша злобно молчала. Потом растерянно спросила: