Читать книгу "Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945 - Герхард Больдт"

Но Гудериан не хотел так легко отказываться от своих планов и 31 декабря 1944 г. вновь отправился в «Орлиное гнездо», чтобы еще раз попросить Гитлера выделить для Восточного фронта дополнительные воинские части, боеприпасы и технику. Используя составленный разведывательным ведомством генерала Рейнхардта Гелена подробнейший отчет о численности и передвижении стрелковых и бронетанковых соединений русских, Гудериан пытался наглядно продемонстрировать фюреру степень серьезной опасности, грозящей Германии на Востоке. Все полученные документы недвусмысленно указывали на 12 января как на вероятную дату начала русского наступления. Однако никакие доводы на Гитлера не действовали, но и Гудериан пока не сдавался. 9 января он вновь попробовал обрисовать фюреру реально складывавшуюся ситуацию, приводя новые, более свежие документальные доказательства, вновь упоминающие 12 января как срок перехода русских в наступление. Все напрасно. Гитлер оставался глух к любым аргументам, называя сообщения Гелена «идиотскими» и «неуклюжей дезинформацией». Он отказывался верить сведениям о концентрации советских войск и об их приготовлении к нападению, потому что эти сведения не вписывались в его планы. Он ясно дал это понять, заявив, что «Восточный фронт должен обходиться наличными ресурсами». Нет нужды особо подчеркивать, что, как и ожидалось, 12 января русские нанесли мощный удар с плацдармов, созданных на реках Нарев и Висла, южнее и севернее Варшавы. Намного превосходящие силы противника в течение двух дней преодолели значительно более слабую линию обороны на всем пространстве от Восточной Пруссии до Карпатских гор. Были потеряны Польша и Силезский промышленный бассейн, бывшая часть Восточной Пруссии и все немецкие земли восточнее Одера, за исключением Верхней Померании. Красная армия приблизилась вплотную к Кюстрину, то есть оказалась у ворот Берлина.

Окончив свой доклад, Гудериан с легким поклоном отступил в сторону. Во время короткой паузы я убрал карты со стола, затем вперед вышел генерал Кристиансен из оперативного штаба военно-воздушных сил, чтобы изложить обстановку в воздушном пространстве Германии. Присутствовавшие Геринг и начальник штаба ВВС генерал Коллер молча слушали.

— Мой фюрер, — начал Кристиансен, — осуществлено 38 самолето-вылетов в поддержку наших частей, сражающихся в районе Моншау. Сбито 10 «Москитов», направлявшихся бомбить Берлин. Около 900 английских четырехмоторных бомбардировщиков совершили массированный дневной налет на Людвигсхафен. 54 четырехмоторных самолета противника бомбардировали Вену. Еще 150 самолетов атаковали…

Пока генерал Кристиансен докладывал, Гудериан подошел к гросс-адмиралу Дёницу, и они вместе уединились в самом конце комнаты. Наблюдая за ними, я припомнил один неприятный инцидент, произошедший со мной в этом помещении, благополучным завершением которого я всецело обязан вмешательству гросс-адмирала. А случилось это в начале того же месяца, когда я только что был назначен старшим помощником начальника Генерального штаба и еще не совсем освоился в новой должности. Тогда фон Фрайтаг-Лорингхофен задержался в Цоссене, и мне пришлось одному сопровождать генерала Гудериана на очередное совещание в имперской канцелярии, в рабочем кабинете Гитлера. Перед началом я остался один в комнате и стал под пристальным взглядом личного адъютанта Гитлера эсэсовца Гюнше раскладывать на столе карты, нужные для иллюстрации высказываний Гудериана. В соответствии с установленным порядком он всегда начинал с Венгрии и заканчивал Курляндией. Так уж случилось, что я по невнимательности положил карту Курляндии сверху, а карту Венгрии — последней. Кто-то, незнакомый с тогдашними условиями в стране, может посчитать это незначительной промашкой, не заслуживающей внимания, на самом же деле в те времена подобная оплошность приравнивалась к тяжелейшему преступлению.

Настал момент, когда генерал Бургдорф пригласил участников совещания, собравшихся в приемной, пройти в обширный кабинет Гитлера. Поприветствовав каждого в отдельности, фюрер занял свое обычное место в кресле во главе стола перед стопкой оперативных карт. Гудериан стоял слева от него, готовый приступить к докладу, а я, тогда еще официально не представленный Гитлеру, занял место справа, ожидая команду к смене карт по мере перехода с одного фронта на другой. Генерал Гудериан, как и положено, начал с обстановки в Венгрии, но уже в середине первой же фразы он вдруг запнулся и уставился на меня свирепым взглядом. Гитлер молча посмотрел на меня с выражением, которое трудно описать, и откинулся назад. Поняв свою ошибку, я в ужасе стал что-то бессвязно бормотать, все присутствующие смотрели на меня, будто на отпетого негодяя. Только гросс-адмирал Дёниц, улыбнувшись и проговорив несколько утешительных слов, кивком пригласил меня разложить карты вновь в нужной последовательности. Инцидент быстро был предан забвению, а у меня сохранилось к гросс-адмиралу глубочайшее чувство благодарности за проявленную им доброту.

Гудериану было известно об особом влиянии Дёница на Гитлера, и он считал, что у адмирала больше шансов убедить фюрера согласиться с предложениями Генерального штаба сухопутных войск. Гудериан хотел во что бы то ни стало перевести в Германию изолированные в Курляндии 16-ю и 18-ю армии и использовать эти 23 дивизии для усиления восточного сектора обороны Берлина. О прорыве в Восточную Пруссию, на чем настаивал Гудериан в последние месяцы 1944 г., теперь уже не могло быть и речи. Но было еще не поздно эвакуировать воинские части из Курляндии через порты Виндавы и Либавы. Решать нужно было быстро: с каждым днем шансы на успешную эвакуацию заметно уменьшались. Гудериан старался доказать Дёницу настоятельную необходимость скорейшего укрепления оборонительных рубежей на Одере. Все прежние попытки Гудериана в данном направлении Гитлер парировал своим любимым аргументом относительно угрозы вступления в войну Швеции. И хотя германское посольство отрицало наличие подобных намерений у шведского правительства, Гитлер неизменно утверждал, что только присутствие немецких дивизий в Курляндии удерживало Швецию от присоединения к союзникам. Кроме того, по мнению фюрера, которое разделял и Дёниц, с потерей Курляндии возникает реальная опасность для тренировочной базы подводников в районе Данцига.

Между тем генерал Кристиансен продолжал докладывать:

— Задействовано 6 самолетов для снабжения окруженных в Будапеште наших воинских подразделений. В Силезии наши войска уничтожили 20 вражеских танков и 600 автомашин. Особенно успешно действовал 1-й истребительный полк. Авиационные удары по советским плацдармам по эту сторону Одера и по скоплениям вражеских войск в полосе обороны 9-й армии…

Генерал скрупулезно перечислял отдельные случаи бомбардировок авиацией противника в ходе ожесточенных столкновений на всех фронтах, усилия по материально-техническому обеспечению окруженных немецких войск.

Но вот Гитлер прервал докладчика и, обращаясь к Герингу, спросил:

— Геринг, как обстоит дело с новыми боевыми самолетами?

Геринг что-то пробормотал в замешательстве и жестом приказал генералу Коллеру дать нужные пояснения. Тот, в свою очередь, предоставил слово Кристиансену.

— Мой фюрер, — начал Кристиансен. — Возникли непредвиденные производственные трудности: сильно ограничены возможности транспортировки по железной дороге и другими средствами…