Читать книгу "Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе - Мойзес Наим"

Эта тенденция затронула и деловой мир. Доходы растут, богатые накапливают огромные состояния, и некоторые пытаются купить политическую власть. Но это явление, столь же тревожное, сколь и неприемлемое, не единственное, что определяет механизмы власти президентов корпораций и состоятельных инвесторов.

Даже элита, составляющая 1 % от всего населения США, не защищена от внезапных изменений в том, что касается богатства, власти и статуса. Несмотря на растущее имущественное расслоение, Великая рецессия имела и корректирующее действие: сильнее всего она сказалась на доходах богачей. Как пишет Эммануэль Саэз, профессор экономики из Университета Беркли, доходы 1 % наиболее обеспеченных граждан США, получающих зарплату, сократились на 36,3 %, а у оставшихся 99 % граждан – всего на 11,6 %{11}. Стивен Каплан из Школы бизнеса им. Бута при Чикагском университете подсчитал, что доля дохода, приходящегося на 1 % населения США, составляющий элиту, сократилась с максимального показателя в 23,5 % в 2007 году до 17,6 % в 2009 году и, как свидетельствуют данные Саэза, в последующие годы продолжала падать. Как писал Роберт Франк в газете Wall Street Journal: “Самые высокооплачиваемые специалисты несут сокрушительные потери. Число американцев, зарабатывающих миллион долларов и более, с 2007 по 2009 год сократилось на 40 % и составило 236 883 человек, в то время как их общие доходы упали почти на 50 % – куда больше, нежели у тех, кто получает 50 тысяч долларов: по данным Федеральной налоговой службы, они лишились менее 2 % своего дохода”{12}. Разумеется, из сказанного вовсе не следует, что концентрация доходов и крупных состояний в большинстве передовых демократических государств, и в особенности в США, не увеличилась. Увеличилась, причем весьма существенно. Но это не отменяет того факта, что экономический кризис затронул отдельных состоятельных людей и целые семьи, в результате чего их богатство и влияние существенно сократились.

Разумеется, личный доход и богатство – не единственные источники власти. Главы крупных корпораций зачастую обладают большей властью, чем “обычные” богатые. В наши дни топ-менеджеры зарабатывают больше, чем раньше, но вот положение у них так же шатко, как и у чемпионов по шахматам. И если в 1992 году президент корпорации из рейтинга Fortune 500 с вероятностью 36 % мог и следующие пять лет занимать тот же пост, то в 1998-м вероятность этого сократилась до 25 %. К 2005 году средний срок пребывания в должности для американского руководителя компании сократился до шести лет. И это общемировая тенденция. В 2011 году 14,4 % президентов 2500 крупнейших мировых корпораций покинули занимаемые посты. Даже в Японии, известной относительной статичностью корпоративной структуры, в 2008 году число вынужденных случаев смены глав крупных компаний выросло в четыре раза{13}.

То же происходит и с самими компаниями. В 1980 году для американской корпорации, входящей в пятерку лидеров отрасли, риск в ближайшие пять лет утратить это положение составлял всего лишь 10 %. Двадцать лет спустя такая вероятность возросла до 25 %. В наши дни один лишь список из пятисот крупнейших американских и международных компаний, которых десять лет назад не было и в помине, показывает, что новички вытесняют традиционные гигантские корпорации. Что касается финансовой сферы, то банки уступают в силе и влиянии более молодым и ловким хедж-фондам: во второй половине 2010 года, в самый разгар резкого экономического спада, десять крупнейших хедж-фондов, большинство из которых неизвестно широкой публике, заработали больше, чем шесть самых солидных банков мира вместе взятых. Причем даже в самых крупных фондах, оперирующих огромными капиталами и получающих значительную прибыль, работает лишь несколько сотен человек.

Гигантские корпорации в наши дни стали куда более уязвимы с точки зрения “ошибок бренда”, которые ставят под угрозу их репутацию, доходы и оценочную стоимость. В одном исследовании было доказано, что для компаний – владельцев самых престижных мировых брендов риск совершить такую ошибку в течение пяти лет за последние два десятилетия увеличился с 20 до 82 %. Состояние BP, Tiger Woods и News Corporation Руперта Мердока сократилось практически мгновенно из-за событий, повредивших репутации компаний.

Словно в доказательство диффузии власти в бизнесе, транснациональные корпорации из бедных стран вытеснили или перекупили некоторые из крупнейших мировых компаний. Инвестиции из развивающихся стран выросли с 12 миллиардов долларов в 1991 году до 210 миллиардов в 2010-м. Крупнейшая сталелитейная корпорация в мире ArcelorMittal выросла из Mittal Steel, индийской компании, которая была основана всего лишь в 1989 году{14}. И когда американцы потягивают свой легендарный Budweiser, они пьют пиво, которое производит компания, образованная в 2004 году путем слияния бразильской и бельгийской пивоварен и в 2008 году взявшая на себя управление Anheuser-Busch, сформировав тем самым крупнейшую пивоваренную компанию в мире. Кстати, ее президент, Карлос Брито, родом из Бразилии.

Подобные тенденции просматриваются не только в традиционных сферах применения власти – военных действиях, политике, бизнесе, но характерны и для благотворительности, религии, культуры и способности граждан влиять на события. В 2010 году число новых миллиардеров достигло рекордных высот. Каждый год одни имена исчезают из этого списка, а другие, ранее неизвестные, появляются, причем это уроженцы самых разных стран.

Благотворительность также перестала быть областью деятельности всего нескольких крупных фондов и международных организаций: возникло множество мелких фондов, появились новые способы жертвования, которые в большинстве случаев позволяют напрямую передать средства от спонсора получателю в обход классической схемы. В 1990-е годы число международных пожертвований, которые совершали в США как отдельные граждане, так и организации, увеличилось в четыре раза, а в период с 1998 по 2007 год еще в два и достигло 39,6 миллиарда долларов – сумма, более чем вполовину превышающая ежегодные отчисления Всемирного банка. Количество благотворительных фондов в США выросло с 40 тысяч в 1975 году до 76 тысяч с лишним в 2012-м. Актеры, спортсмены и прочие знаменитости – от Опры Уинфри и Билла Клинтона до Анджелины Джоли и Боно – популяризовали благотворительность среди элиты. И, разумеется, новые крупнейшие фонды, которые спонсируют Билл и Мелинда Гейтс, Уоррен Баффет и Джордж Сорос, в корне изменили традиционные методы работы такого рода организаций. Тысячи недавно разбогатевших магнатов в научно-технической сфере и руководителей хедж-фондов начинают активнее, чем прежде, заниматься благотворительностью и тратят на это куда большие суммы, нежели это было принято ранее. “Венчурная филантропия” способствовала возникновению новой сферы деятельности, направленной на использование стратегий управления бизнесом в области благотворительности. Агентство США по международному развитию (USAID), Всемирный банк и Фонд Форда столкнулись не только с множеством соперников, которые используют интернет и прочие технологии, но и с более пристальным вниманием общественности и с ограничениями со стороны активистов, получателей и правительств принимающих пожертвования стран.