Читать книгу "Уругуру - Алексей Санаев"

Действительно, мысли об увольнении посещали уже не только одного Земцова. Сразу несколько ведущих менеджеров объявили мне, что в случае невыплаты им бонусов за провальный 2008 год они, по общепринятому выражению, «выйдут на рынок». На практике это означало, что они отправят свои резюме в пять-шесть крупных хедхантинговых контор{ Хедхантинг – от англ. headhunting – охота за головами, то есть квалифицированными кадрами.} и будут встречаться с их директорами, набивая себе цену и оперируя семизначными цифрами годовых доходов.

Со своей стороны, я тоже стал чаще задумываться об уходе из «Омеги». Но вовсе не потому, что из моей зарплаты теперь ежемесячно вычитали эти несчастные сто двадцать долларов на парковку. Я устал. Устал от образа жизни, к которому за все эти восемь лет, если честно, так и не приспособился. Я ужасно устал от плохих новостей с фондовых рынков, от корпоративных войн, стафф-митингов и московских пробок. Мне казалось, что в тридцать лет жизнь подошла к трагическому завершению, а я так и не увидел мира, и самым большим моим подвигом навеки останется победа в конкурсе на лицензию «Шмелла» в Лаосе. И если сейчас, именно сейчас, мне не удастся вырваться из этого заколдованного круга корпоративного бытия, то мне суждено засохнуть и остаться здесь навеки. Устал.

– Устал? Ну, вот и хорошо, – сказал Смольский, набивая очередной e-mail и одновременно общаясь со мной в своем кабинете. – Сейчас проведешь быстренько проект против «Триремы», победишь на тендере в Марокко – и можешь на пару недель съездить в отпуск, отдохнуть. На острове Палау бывал?

– Две недели мне мало, – с кислым видом возразил я, пробегая глазами заголовки лежавшей на столе газеты Wall Street Journal, которую ежедневно по утрам скачивали из Интернета и распечатывали для Смольского на специальном принтере.

Он оторвался от экрана и с шумом открыл бутылку своего холодного чая.

– Мало? Алексей, ну ты же знаешь, какая у нас ситуация! Кредиторы давят нас со всех сторон. «Внутрэкономбанк» прикопался со своими закидонами, которые они называют государственными интересами. Это тебе не тучный 2007 год, Алексей! Я ломаю голову над сокращениями, редукцией зарплат, а ты смеешь мне говоришь, что устал!

– Что надо делать по «Шмеллу»? – спросил я, устремив на него самый ненавидящий взгляд, какой только мог изобразить.

– Очень просто. Простой, короткий проект. Бюджет они утвердили, завтра тебе выдадут первую часть. Разберись с госорганами, заблокируй негативные публикации в газетах и размести на их месте компромат на «Трирему». Разработай вместе с юристами стратегию судебных действий – и можешь отправляться в Марокко. И тогда в апреле мы подумаем о твоем бонусе. И не говори мне, пожалуйста, что ты устал.

Смольский выразительно посмотрел на меня, отпил из бутылки холодного чая и посмотрел на часы. Аудиенция закончена...

– Ну, вот видишь, две недели отпуска дает, прекрасно, – заявила в ответ на мой эмоциональный рассказ моя жена Юлия, механически перебирая наволочки в стенном шкафу, и добавила: – Эту на выброс.

Моя жена удивительно прагматичная женщина. С такой удобно жить, но мечтать совершенно невозможно: всякий раз наталкиваешься на бытовые препоны, мешающие осуществлению любой мечты. Вот и сейчас так: кризис в моей жизни она воспринимала с точки зрения двухнедельного отпуска.

– Юль, почему люди не летают? – спросил я, глядя с балкона на серый, занесенный мелким снегом московский парк.

Из глубин шкафа до меня доносились шелест и шепот:

– Раз, два, три, четыре... – Она вдруг начала считать в полный голос: – Пять, шесть, семь... Почему люди не летают, говоришь? Это что, фраза из Чехова? Или Горький?

– Островский, «Гроза», – ответил я. – «Почему люди не летают, как птицы?» Но я серьезно: насколько бы облегчилась наша жизнь, если бы мы могли перемещаться по воздуху!

– Ерунда. Не может человек научиться летать. Да и на фиг надо, в машине быстрее, да и удобнее: ветер в морду не бьет. Восемь, девять, десять... Странно, наволочек десять штук, а пододеяльников к ним всего три.

– Зато сейчас бы мы могли быть где-нибудь в Мешхеде, – продолжал я, – там какая-то гробница, храм с золотым куполом на фоне синего неба. Мы бы съели фесенджан, выпили бы мятного чаю. А завтра к утру вернулись бы на эту идиотскую работу.

– Меня, к примеру, такая перспектива не впечатляет, – заметила Юля, перекладывая белье с полки на полку. – Иранцы сплошь полоумные. Ты что, забыл, как нас чуть не забрали в кутузку в Ширазе из-за того, что у меня с головы сполз хиджаб? Или как ты, будто буйнопомешанный, бегал по центральному базару Тегерана и искал свой бумажник, который они вытащили у тебя в магазине с очаровательным названием «Кумские ковры – это лучшие ковры из Кума»?

Мы одновременно обернулись, чтобы взглянуть на прекрасный, отливающий голубым шелковый ковер, висевший на стене в холле как напоминание о том драматичном событии на тегеранском базаре.

– Прелесть все-таки, – не удержался я.

– Опять пылесосить надо, – отчеканила супруга.

– Юль, – я повернулся к ней лицом, – я больше не хочу работать в «Омеге». Я хочу уйти оттуда к черту и отправиться в кругосветное путешествие.

Жена тихо прикрыла шкаф, чтобы открыть соседний. Мы жили вместе уже девять лет, и за это время она ни разу не хлопнула дверью – берегла косяк, по ее собственному выражению.

– Ты мне говоришь это уже несколько лет подряд, – заметила она с легким раздражением, потому что никогда не любила эту тему.

– Ну да, потому что все эти несколько лет я остаюсь там по твоей просьбе.

– Да ни при чем тут моя просьба. Просто всякий раз, когда ты им сообщаешь о своем уходе, они увеличивают тебе зарплату.

– Мне на зарплату плевать.

– И это тоже я слышу несколько лет подряд.

Я сел на стул, неотрывно глядя, как методично складывает она свои многочисленные прозрачные одежды и отправляет их обратно на полку.

– Послушай, Юля. Неужели тебе не противно чувствовать, что мы вынуждены терпеть это отсутствие человеческой свободы только ради какой-то зарплаты? Не обрыдло существовать как растение, так толком и не увидев ничего в жизни, кроме офисных перегородок?

– Нет, мне не противно! – в запале воскликнула она. – Зарплаты у нас с тобой не какие-то, а вполне даже приличные! И жизнью этой я довольна! Хотя, если честно, я уверена, что если бы ты не мечтал неизвестно о каких достижениях целыми днями, то реальных достижений в твоей жизни было бы в два раза больше. Вот Ксения с мужем купили дом на Сардинии, хотя денег у них меньше, чем у нас! А теперь я вынуждена сидеть у нее и восторгаться дебильными фотографиями бассайна, джакузи, мусорного контейнера, которые она мне злорадно демонстрирует. А ты вместо этого потратил кучу денег на коллекцию национальных шапок аборигенов со всей планеты, которые только наполняют этот дом пылью и странными запахами. Когда я рассказываю Ксении про эти несчастные шапки, она мне только сочувствующе улыбается, считая нас обоих в лучшем случае душевнобольными! А что было с моим пуделем, когда он разодрал уникальный тюрбан из Бангладеша, помнишь? И теперь ты говоришь мне, что хочешь уйти с работы? А что, позволь тебя спросить, ты намерен делать? Как ты жить собираешься?