Читать книгу "Тайна доктора Фрейда - Эльетт Абекассис"

Едва Паула успела открыть дверь, как в прихожую, оттолкнув ее, ввалились два эсэсовца. Из-за их спин появился Антон Зауэрвальд и, глядя на нее с сокрушенным видом, тихо произнес, показав на нацистов:

– Чего еще ждать от пруссаков!

Марта мелкими шагами направилась в кабинет, где работал муж. Зигмунд дал ей понять, что в курсе происходящего. Когда они услышали, как Зауэрвальд спрашивает у Паулы, дома ли хозяева, его сердце начало колотиться сильнее. Он поспешно достал письмо из ящика стола и сунул его в карман брюк.

Сделав несколько шагов, чтобы вернуть себе спокойствие, он призвал к порядку нервно залаявшую Люн. С тех пор как Анна приобрела немецкую овчарку, незаурядного пса, которого назвали Вольфом, Фрейд очень полюбил собак. Вольф как-то раз сумел потрясти всю семью, когда, потерявшись во время прогулки, вынудил какого-то таксиста привезти его домой – нарочно наклонил голову, чтобы показать ему свой ошейник, где были выгравированы его имя и адрес. Фрейд тогда так сильно подружился с этим псом, что даже вызвал у Анны маленький приступ ревности. Потом появилась Йофи, остававшаяся с ним во время сеансов и объявлявшая их окончание зеванием или лаем – так точно, словно по часам; и, наконец, Люн, которая оживляла дом своим несвоевременным тявканьем.

Фрейд остановился в комнате, где пережил самые счастливые моменты. Здесь родились трое из его детей. На зиму он закрывает двери веранды, выходящей в сад, где летом любит сидеть вместе с супругой. К ней примыкает маленькая гостиная, а также ванная. В комнате рядом с той, которую он делит со своей супругой, долго жила Минна, сестра Марты – она обосновалась в их квартире после смерти своего жениха, памяти которого так и не захотела изменить. Переехала через год после рождения Анны, когда Зигмунд потерял отца, и стала заниматься их шестью детьми вместе с Мартой. Для них она как вторая мать. Они с Фрейдом очень близки, он любит обсуждать с ней свои теории, а порой даже откровенничает. Она настоящая опора для своей сестры. Но отныне дом опустел, и смолкли все эти голоса, которые он так любил слушать, вдохновлявшие его до такой степени, что стали ему и усладой, и необходимым условием для работы. Голоса его детей. Его душа далека от невинности, но наблюдать их он умел как никто другой.

Матильда вышла замуж, Софи уехала в Гамбург. Потом отчий дом покинул Оливер, чтобы обосноваться в Берлине, где встретил дочь известного врача. Старший сын Мартин живет с женой неподалеку отсюда, и, наконец, Эрнст женился на Люси, их любимице, родившей ему троих сыновей с именами архангелов. Он нуждается в этих херувимчиках, чтобы утешиться от жестокой потери – смерти своей дочери Софи и любимого внука Хейнеле, умершего в четыре годика от болезни.

После ухода детей чета Фрейд перераспределила пространство в квартире, чтобы заполнить пустоту, оставленную теми, кого они любят. Комнаты Мартина, Оли и Эрнста были переделаны под кабинет и спальню. Минна унаследовала комнату Анны вместе с маленькой гостиной. Мартин, живущий в десяти минутах ходьбы от родителей, навещает их каждое воскресенье вместе с детьми. Он адвокат, работает также на издательство, которое располагается совсем рядом от них, в доме № 7 по Берггассе.

С тех пор как чудом спасся из рук преступников, которые вломились в издательство, он постоянно твердил, что хочет уехать. Он описал родителям эту ужасающую сцену, когда уголовники держали его на мушке. В итоге он был освобожден благодаря официальным нацистским властям: их предупредил один из соседей, увидевший в окно, что там творилось. Те выгнали подонков, но при этом дали понять Мартину, что не спускают с него глаз.

Фрейд задержался в комнате сына. Когда Мартин еще жил здесь, отец часто заглядывал к нему, чтобы поболтать. Несмотря на порой взбалмошный нрав и непредсказуемые реакции Мартина, он доверил ему управление своими денежными делами. И даже отдал в его руки счета издательства. Но Мартин не любит свою жену Эсти, которую считает клинической дурой. Как знать, не прочитал ли он письма, которые принес из издательства после приключения, едва не стоившего ему жизни? Заговорит ли он об этом с Эсти? Когда он с непринужденным видом, который напускает на себя в смущении, протянул отцу пачку писем, тот не осмелился спросить его об этом. Заметил ли он подпись Вильгельма Флисса? Дурацкий вопрос. Да к тому же он только что избежал смерти…

Доктор направился к своему письменному столу рядом с окном, где было написано столько страниц. С этого места, такого удобного, ему была видна обращенная во двор сторона дома, с каштанами и нишей, где ютился фонтан – безмятежное видение, побуждавшее к мечтательной задумчивости. Рядом комната, где он принимал пациентов. Отсюда можно заметить даже покрытую узорчатым ковром кушетку, на которую те ложились, чтобы поведать свои истории, а также кресло, в котором располагался он сам, когда слушал их. Обставляя это помещение, Фрейд вдохновлялся декором в кабинете своего учителя, Жан-Мартена Шарко, с которым познакомился в Париже, когда был студентом. Там-то он и загорелся страстью к древностям и восточным коврам, которая его с тех пор не покидает.

Он посвятил много времени приобретению древних вещиц, которые обходились ему подчас очень дорого, как, например, прелестная греческая ваза из Дипилона или же алебастровый сосуд удлиненной формы для какой-то драгоценной жидкости, который датируется 600 годом до нашей эры. Он давал их на экспертизу таким своим друзьям, как Эммануэль Лёви или его ученик Эрнст Крис, хранитель Венского Культурно-исторического музея, куда вхож и Фрейд.

В витринах он выставил статуэтки со всех концов света: кое-что было подарено дорогими его сердцу друзьями, кое-что куплено в Вене у антиквара Роберта Люстига, а кое-что лично привезено им из путешествий после суровых споров с продавцами.

На его письменном столе царили боги Древнего Египта, которых он обожал изучать в детстве, и среди них несколько изображений Озириса, а также терракотовый, лишенный своей лиры[1] Эрот второго века до н.э. из Мирины[2]. Нефритовые изделия, подаренные ему Эрнстом на его день рождения, ему тогда исполнилось пятьдесят три года. Рядом со статуэтками стояла великолепная китайская ваза с таинственными письменами.

Эти живые предметы, каждый из которых рассказывал свою историю, символизировали крепкие связи, которые Фрейд любит поддерживать с теми, кто встречался ему на пути. Статуэтки даже участвовали в семейных трапезах. Они первыми вступали в диалог с пациентами, предваряя их разговор с психоаналитиком, где один должен был совершенно отдаться, а другому ни в коем случае не следовало ничего говорить о себе, чтобы позволить осуществиться так называемому переносу. А для аналитика они были средством объяснить пациентам работу бессознательного, которое приподнимает над прошлым завесу настоящего. Ключ к психике, растолковывает он им, находится в исследовании причин. Это как изучение истории человечества посредством археологии. Подобно археологу, психоаналитик копает в душе пациента, чтобы раскрыть все наслоения его прошлой жизни: психоанализ и археология – словно две стороны одной отрасли знания.