Читать книгу "Черный русский. История одной судьбы Уцененный товар (№1) - Владимир Александров"

Французы руководствовались законными принципами здравоохранения, но вместе с тем процедуры эти были унизительны, да еще и охрана вела себя с пассажирами жестоко. О том, как переносили все это Фредерик и его семья, можно судить по описанию Лобанова-Ростовского: «Это было душераздирающее зрелище – баркасы, полные мужчин, женщин и детей, отплывающие к месту карантина в Каваке. Пожилые мужчины и женщины из уважаемых и богатых семей, привыкшие к роскоши и обходительности, ковыляли вниз по сходням под проклятия и грубые выкрики французских сержантов, обращавшихся с ними как со скотом».

Сама дезинсекция была мучительно медленной и примитивной. Когда баркасы пришвартовывались, мужчин и женщин разделяли и через разные двери заводили в похожее на барак помещение. Там им приказывали раздеться, сложить одежду в сетчатые мешки и пройти в комнату, которая оказывалась большой общей душевой. Они должны были как можно тщательнее помыться, после чего проходили в третью комнату, где, наконец, им выбрасывали обратно вещи. Один молодой человек вспоминал свое потрясение, когда он увидел, что стало с его одеждой. Процедура дезинсекции состояла в пропускании мешков с одеждой через камеру, наполненную горячим паром, который, как считалось, должен был убивать паразитов. Но высокая температура и влага также деформировали и иссушали кожаную обувь, ткань «садилась», одежда покрывалась складками, которые невозможно было разгладить. Особенно страдали женщины, видя свои платья испорченными, – это лишало их последних остатков чувства собственного достоинства.

Американцы с Турцией не воевали. Однако в Константинополе они были союзниками оккупирующих держав и имели серьезные дипломатические и коммерческие интересы в этой стране, которые подкрепляли эскадрой военных кораблей. Дженкинс и его группа, вероятно, надеялись извлечь выгоду из своего особого статуса, но этого не произошло. Даже спустя неделю после прибытия «Императора Николая» в Каваку командовавший союзнической армией на востоке французский генерал Франше д'Эспере продолжал отклонять все просьбы полномочных представителей других стран-союзниц пустить соотечественников в город – до тех пор, пока те не пройдут дезинсекцию и паспортный контроль. Некоторые беженцы подкупали охрану и, к большому раздражению французов, проскальзывали. Учитывая опыт «подмазывания» в Москве и пережитые его семьей лишения, Томас, должно быть, тоже испытал такой соблазн, пусть даже у него и было совсем немного денег.

Несмотря на эти трудности, любые сомнения, которые могли возникать у беженцев насчет их эвакуации с французами, быстро рассеивались. В первые дни оккупации Одессы большевиками стали поступать сообщения о воцарившемся там терроре по отношению к оставшейся в городе «буржуазии». Большевики наложили дань в 500 миллионов рублей наличными на тех жителей, чьи имена были опубликованы в местных газетах. Не заплативших бросали в тюрьму или же принуждали к физическому труду, такому как уборка городских улиц. Печально известная тайная полиция Ленина, Чрезвычайная комиссия (ЧК), начала кампанию кровавой мести в отношении политических и классовых врагов советского государства. Сотни людей, включая женщин и детей, были замучены и убиты. Говорили, что девятилетний наследник старинного польского дворянского рода Радзивиллов был убит с целью воспрепятствования продолжению оного. Люди пребывали в таком отчаянии, что пытались бежать из Одессы под покровом ночи на маленьких лодочках – в надежде доплыть до греческих и французских кораблей. Оказавшись в Константинополе, Фредерик попытается выяснить, что случилось с Ольгой, но так ничего и не будет знать о ее судьбе на протяжении нескольких лет.

Тем временем даже после прохождения дезинсекции союзнические группы наталкивались на все новые барьеры. Корабль, на котором они должны отплыть на десяток миль к югу – в Константинополь, подлежал дезинфицированию. Первые несколько дней соотечественников содержали вместе; их подвергли медицинскому обследованию, чтобы выяснить, нет ли у них симптомов тифа. Судя по времени, проведенному ими в пути, Фредерика и его семью заставили пройти через все этапы этой суровой программы. Коммюнике, которыми обменивались французские чиновники, показывают, что ни одного пассажира «Императора Николая» – гражданина государства-союзника – не отпустили в город до 17 апреля, а Томасы оказались там 20 апреля – через две полных недели после побега из Одессы. Опыт эвакуации был столь болезнен, что Дженкинс почувствовал себя на грани «нервного срыва» и попросил начальство о скорейшем переводе «на тихий пост в цивилизованной стране». Беженцам такая роскошь была недоступна.

* * *

От Каваки до Константинополя плыть чуть больше часа, однако спуск по узкому, извилистому Босфорскому проливу не позволяет предвидеть величественной панорамы, что разворачивается впереди. Местность по обеим сторонам сельская, спокойно-живописная; на берегу временами виднеется то деревушка, то гостиница, то большой дом, а на горной вершине – старые развалины. Когда же судно делает последний поворот и крутые берега расступаются, взору неожиданно предстает все величие города.

От первого взгляда на Константинополь перехватывает дух. Прямо по курсу, мерцая вдали и возвышаясь над мысом, известным под названием Серальо, стоит старый дворец Топкапы, а рядом с ним подымаются в небо тонкие минареты и огромные купола мечетей Стамбула – это древнее византийское и мусульманское сердце города. Справа корабль минует стоящий у самого края воды султанский дворец Долмабахче – обширное низкое здание из сверкающего белого мрамора, чьи прямые линии смягчает искусная резьба, напоминающая замерзшую морскую пену. Минуты спустя домики на берегу встречаются все чаще, они начинают карабкаться по крутым склонам европейских районов города Галата и Пера, над которыми высится коренастый цилиндр Галатской башни. Слева, на расстоянии мили, занятой зыбкой гладью воды, находится Скутари – константинопольский плацдарм в Азии. Когда корабль подходит к причалу у таможни на галатском берегу, справа виден еще один водоем – Золотой Рог, длинная естественная гавань, отделяющая Стамбул от Галаты и пересеченная низким мостом. Обширное русло заполнено судами – десятками серых военных кораблей европейцев и американцев, паромами, снующими туда и обратно, ржавыми грузовыми кораблями и бессчетными лодочками под парусами или на веслах, бегающими во всех возможных направлениях.

В России Фредерик понес такие потери, которые более слабый или менее толковый человек не только не смог бы, но даже и не попытался бы возместить. Когда он сошел на берег в Константинополе, у него почти не было ни денег, ни возможностей поддержать жену и сыновей. Поскольку он не имел документов, было неясно, как обойдутся с ним дипломаты в генеральном консульстве. Он оказался – впервые в жизни – в «незападной» стране, где к тому же царила сумятица: ее вековые традиции рушились, а хищные европейские политики решали, как поделить ее на части.

Но его ум, напористость и опыт остались при нем. И не в его природе было поддаваться отчаянию или соглашаться на скромный компромисс. Наоборот, он снова решил пересоздать себя заново, помериться силами с историческими обстоятельствами, приведшими его в Константинополь, и сыграть по-крупному – в попытке вернуть все, что потерял.

Глава 1

Самое южное место на земле

Несмотря на всю свою удивительную успешность, Ханна и Льюис Томас не могли бы даже вообразить, какое будущее было уготовлено их новорожденному сыну, который 4 ноября 1872 года лежал спеленутый в их бревенчатом домике и которому они решили дать имя (весьма величественное) Фредерик Брюс. До Гражданской войны[2] они были рабами, а в 1869-м, через четыре года после ее окончания, неожиданный поворот фортуны преподнес им собственную ферму в двести акров в округе Коэхома, что в северо-западной части штата Миссисипи, известной как Дельта.