Читать книгу "Далекие Шатры - Мэри Маргарет Кей"

Но дальше стало еще хуже, писал Хилари, ибо последующие события пагубно повлияли на жизнь и благоденствие многих людей. По всему княжеству арендаторы всех участков земли, когда-либо принадлежавших любому из предыдущих раджей Танджора, выдворялись из своих владений с предписанием явиться к британскому комиссару для подтверждения права собственности, и все, кто жил за счет финансирования из доходных статей княжества, впали в панику от перспективы остаться без работы. В течение недели Танджор из самого благополучного района во владениях Компании превратился в очаг недовольства. Местные жители глубоко почитали свою правящую династию, и ее отстранение от власти привело всех в крайнее негодование – даже сипаи отказывались получать жалованье. В Джханси тоже имелся малолетний наследник престола – всего лишь дальний родственник покойного раджи, но официально усыновленный последним, и Лакшми-Баи, очаровательная вдова раджи, пыталась взывать к справедливости, ссылаясь на долгое служение своего мужа интересам Компании, но безрезультатно. Джханси объявили территорией, перешедшей к британскому правительству, и передали под юрисдикцию губернатора Северо-Западных провинций, упразднив действующие там ведомства, сместив правительство раджи и немедленно рассчитав и распустив все войска княжества.

«Ничто, – писал Хилари, – не могло бы успешнее возбудить ненависть, злобу и негодование местного населения, чем этот наглый и безжалостный грабеж, возведенный в систему». Но у британской общественности имелись другие предметы, требующие внимания. Война в Крыму оказалась делом дорогостоящим и разорительным, а Индия находилась далеко, вне поля зрения и сферы непосредственных интересов. Те немногие, кто неодобрительно цокал языком, читая доклады профессора, забывали о них уже через несколько дней, а старшие советники Ост-Индской компании объявили автора введенным в заблуждением чудаком и попытались установить его личность и помешать ему пользоваться почтой.

Они не преуспели ни в первом, ни во втором – Хилари отсылал доклады на родину окольными путями. И хотя иные чиновники относились к деятельности профессора (в частности, к его близкой дружбе с туземцем) с подозрением, никакими уликами они не располагали. Подозрения же не имеют доказательной силы. Хилари продолжал свободно путешествовать по Индии и всячески старался внушить своему сыну, что величайшим грехом, какой только может совершить человек, является несправедливость и что против нее нужно всегда бороться всеми силами, даже если надежды на победу нет.

– Запомни на всю жизнь, Аштон: какими бы еще качествами ты ни обладал, будь справедливым. Поступай с людьми так, как бы тебе хотелось, чтобы поступали с тобой. Это значит, что ты никогда не должен поступать бесчестно. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Ни с кем. Ты меня понимаешь?

Конечно же, мальчик был еще слишком мал, чтобы понимать. Но это наставление повторялось изо дня в день, и в конце концов до него постепенно дошло, что имеет в виду бара-сахиб – большой господин (он никогда мысленно не называл отца иначе), ведь дядя Акбар тоже часто беседовал с ним на данную тему, рассказывая разные истории и приводя цитаты из священной книги в подтверждение мысли, что человек превыше царей, и говорил, что, когда Аш вырастет и станет мужчиной, он убедится, что это правда. А потому он должен стараться быть справедливым во всех своих поступках, поскольку в нынешние дни в стране творится много чудовищной несправедливости людьми, облеченными и опьяненными властью.

– Почему местные жители мирятся с таким положением вещей? – однажды спросил Хилари Акбар-хана. – Их же миллионы против горстки представителей Компании. Почему они ничего не предпринимают, не поднимаются на защиту своих прав?

– Они поднимутся. В свое время, – невозмутимо ответствовал Акбар-хан.

– Так чем скорее, тем лучше, – резко заметил Хилари.

И добавил, что, сказать по чести, в стране все-таки есть хорошие сахибы: Лоуренс, Николсон, Бернс, люди вроде Мэнсела, Форбса, молодого Рэнделла в Лунджоре и сотни других – и что избавиться необходимо от тех, кто заправляет делами в Шимле и Калькутте, от этих напыщенных, алчных старых болванов, которые одной ногой стоят в могиле и давно отупели от жары, снобизма и преувеличенного сознания собственной значимости. Что же касается армии, то во всей Индии едва ли найдется хоть один британский старший офицер моложе семидесяти лет.

– Я не считаю себя человеком непатриотичным, – горячо продолжал Хилари, – но я не вижу ничего достойного восхищения в глупости, несправедливости и полной некомпетентности высокопоставленных должностных лиц, а в нынешней администрации три этих качества представлены в избытке.

– Здесь я не стану с вами спорить, – произнес Акбар-хан. – Но такое положение вещей переменится, и дети ваших детей забудут о преступлениях и будут помнить лишь о славных делах, тогда как наши потомки будут помнить лишь об угнетении и не признавать за вами никаких благих деяний. Однако вы сделали для страны много хорошего.

– Знаю, знаю. – Хилари иронично усмехнулся. – Возможно, я сам напыщенный и самодовольный старый болван. И возможно, будь старые болваны, на которых я жалуюсь, французами, датчанами или немцами, я бы возмущался не так сильно, ведь тогда я мог бы сказать: «А чего еще от них ожидать?» – и почувствовать свое превосходство. Но они мои соотечественники, и именно поэтому мне хочется, чтобы они были безупречными.

– Безупречен один только Бог, – сухо ответил Акбар-хан. – Мы, создания Божьи, порочны и несовершенны независимо от цвета нашей кожи. Но некоторые из нас борются за справедливость, и это внушает надежду.

Хилари больше не писал докладов о деятельности Ост-Индской компании, генерал-губернатора и совета, но обратился к занятиям, которым всегда уделял львиную долю своего внимания. Появлявшиеся в результате рукописи, в отличие от шифрованных докладов, отправлялись по обычным почтовым каналам, где вскрывались, тщательно изучались и укрепляли представителей власти во мнении, что профессор Пелам-Мартин – всего лишь эрудированный чудак, не вызывающий никаких подозрений.

Экспедиция снова свернула палатки и, оставив позади пальмы и храмы юга, медленно двинулась на север. Аштон Хилари отметил свой четвертый день рождения в столице Моголов, городе-крепости Дели, где Хилари собирался закончить, выправить и отослать в Англию рукопись своей последней книги. По такому случаю дядя Акбар нарядил Аша в лучший мусульманский костюм и повел на богослужение в Джама-Масджид, великолепную мечеть, построенную императором Шах-Джаханом и обращенную фасадом к стенам Лал-Килы, могучего Красного форта на берегу реки Джамны.

Была пятница, народу в мечеть набилось видимо-невидимо, и многие люди, не сумевшие протолкнуться во внутренний двор, забрались на высокие ворота, а двое из-за давки сорвались вниз и разбились насмерть.

– Так было предопределено, – сказал дядя Акбар и продолжил молиться.

Аш стоял на коленях и клал земные поклоны по примеру остальных молящихся, а потом дядя Акбар научил его молитве Шах-Джахана «Хутпе», которая начиналась словами: «Господи! Покрой славой ислам и всех приверженцев ислама через непреходящее могущество и величие Твоего раба султана, сына султана, императора, сына императора, правителя двух континентов и повелителя двух морей, воина Бога, императора Абдула Музаффара Шахабуддина Мухаммада Шах-Джахана Гази…»