Читать книгу "Непредвиденная опасность - Эрик Эмблер"

Он прождал уже три четверти часа, когда к платформе в мелькании тут же тающих на земле снежинок подплыл и остановился ночной «Восточный экспресс» из Остенде. Через запотевшие стекла окон купе были видны официанты в формах, отделанных тесьмой, они сновали по вагону-ресторану первого класса. Кентон слышал клацанье тарелок, звон бокалов. С места, где он стоял, прячась от ветра, была видна табличка с указанием маршрута на одном из спальных вагонов: «Вена — Будапешт — Белград — София — Стамбул». Внутри «Восточный экспресс» выглядел таким уютным и теплым, что Кентон был рад, когда он отошел от платформы. Ведь этот поезд символизировал собой безопасность и комфорт — телесный, финансовый и гастрономический — словом, все то, чего ему сейчас так отчаянно не хватало. Кентон едва не расплакался от жалости к себе.

Вообще все было бы не так уж и плохо, если бы хвастливые уверения о том, что в Вене у него имеются деньги, соответствовали истине. Но это было далеко не так. Никаких денег в Вене у него не было и в помине. Он ехал туда в слабой надежде, что один знакомый еврей, настройщик музыкальных инструментов, одолжит ему хотя бы немного. В тяжелые дни 1934-го Кентон помог ему вывезти семью из Мюнхена, и еврей был ему страшно благодарен. Но ведь старый знакомый мог и уехать из Вены. Или же у него могло не оказаться лишних денег. А это самое худшее, подумал Кентон. Тогда ему придется объяснять, что ничего страшного, не так уж и нужны ему эти деньги, и маленький человечек расстроится. Евреи крайне чувствительны в подобных вопросах. И все же какой-то шанс был, да и в любом случае в Вене ему будет ничуть не хуже, чем в Нюрнберге.

Он еще глубже засунул кулаки в карманы. Доводилось ему бывать банкротом и прежде — не всегда по своей собственной глупости, — и всякий раз подворачивалось нечто такое, что помогало удержаться на плаву. Порой выручала хорошая статейка с интересными новостями, иногда он вдруг неожиданно получал чек от своего нью-йоркского агента с просьбой продать права на давно забытый материал. Однажды он оказался на железнодорожном вокзале в Софии как раз в тот момент, когда царь Болгарии Борис III отбывал в неизвестном направлении. Просто кондуктор шепнул о том на ушко одному из пассажиров, какому-то немцу-коммерсанту, и Кентон тотчас помчался к телефону — сообщить сенсационную новость о том, что Борис собирается встретиться с королем Румынии Каролем II. Так что не исключено, что в поезде на Линц будет ехать сам Гитлер на встречу с лидером австрийской социал-демократической партии. При этой мысли он сразу оживился и уже стал прикидывать, как станет описывать подробности этой фантастической встречи. И ко времени, когда к платформе подкатил поезд на Линц, чувствовал себя почти счастливым.

Поезд был практически пуст, Кентон оказался в купе один. Да, сиденья жесткие, зато не такие холодные, как платформа в Нюрнберге. Он забросил чемодан на полку, забился в уголок и почти сразу заснул.

Когда поезд отошел от станции «Ратисбон», Кентон проснулся от холода. В купе вошел пассажир и приоткрыл окно на дюйм. Внутрь ворвался поток ледяного воздуха, смешанного с паровозным дымом, — неприятное дополнение к жесткому сиденью и пустому желудку. Замерзший Кентон распрямил затекшие ноги и почувствовал, что его аж тошнит от голода. От напускного оптимизма, который он с таким трудом вырабатывал на платформе, не осталось и следа. Впервые за все время он осознал серьезность, даже катастрофичность своего положения.

Если Розена вдруг не окажется в Вене, что ему тогда делать? Он может, конечно, телеграфировать домой, попросить выслать денег на бумагу. Но ему скорее всего откажут. Сам он отсылал домой деньги крайне нерегулярно, и родственники были им недовольны. Раз он предпочитает болтаться по всему миру независимым журналистом вместо того, чтобы получить постоянную и прилично оплачиваемую работу в Лондоне, сидеть в редакции и строчить статейки на криминальные темы, — что ж, его дело. Можно обратиться за помощью в консульство, мрачно подумал он. Вроде бы есть там у них такая статья расходов: «помощь британскому гражданину, оказавшемуся в стесненных обстоятельствах»? Однажды он разговорился с британским матросом, и тот с чувством крайнего отвращения рассказывал о «грузе П.Б.Г.», который погрузили в трюм корабля в Кейптауне. Кентон уже представил себя этим грузом, с биркой на шее, провоз «багажа» оплачен от Вены до Лондона. Решив избавиться от этих нерадостных мыслей, он взглянул на нового пассажира, соседа по купе.

Кентон часто ездил на поездах дальнего следования, и у него выработалось вполне определенное отношение к пассажирам, хотевшим открыть окно хотя бы на крохотную щелочку. Они всегда вызывали подозрение. Мужчина, только что сделавший это в его купе, был мал ростом и черноволос. Лицо узкое, щеки и подбородок не мешало бы брить дважды в день, но он этого не делал. Грязный накрахмаленный воротничок рубашки, из-под него торчит широкий галстук в серый цветочек, помятый костюм в темную полоску. Он сел и положил на колени американский атташе-кейс, достал из него бумажные пакетики с колбасой и хлебом. Затем достал бутылку воды «Виши» и прислонил ее к спинке сиденья.

И вот глаза его, темно-карие и блестящие, встретились с глазами Кентона. И он выразительно указал куском колбасы на приоткрытое окно:

— Не возражаете?

Кентон отрицательно помотал головой. Сосед набил колбасой рот.

— Вот и славно. Предпочитаю путешествовать по-английски.

И он принялся жевать. Потом вдруг спохватился. И указал на атташе-кейс.

— Может, хотите колбасы? Пожалуйста, угощайтесь.

Автоматический отказ так и замер на губах Кентона. Он страшно проголодался.

— Вы очень добры. Огромное спасибо.

Сосед передал ему кусок колбасы и ломоть хлеба. Колбаса была щедро нашпигована чесноком, и Кентону это понравилось. Сосед отрезал ему еще. Кентон с благодарностью принял. Кареглазый мужчина запихнул в рот еще один кусок хлеба, запил глотком «Виши» и заговорил о своих проблемах с желудком.

— Все эти врачи полные идиоты. Вот сейчас, глядя на меня, видя, что я ем, вы бы никогда не подумали, что всего два года назад врачи сказали, что мне надо прооперировать язву двенадцатиперстной кишки. Что правда, то правда, желудок у меня луженый. — Как бы в качестве доказательства он похлопал себя по животу и громко расхохотался. — Но я сказал: нет уж, спасибо, господа. Все они идиоты. Только и ждут, чтобы положить тебя под нож, резать, тыкать, ковыряться во внутренностях. Но я сказал «нет». Никаких разрезов и ковыряний, друзья мои! У меня есть лучший способ. Они спросили меня какой, но я в ответ только засмеялся. Я не из тех, кого можно обвести вокруг пальца и уговорить лечь под нож. Делиться своими секретами с этими врачишками я не собирался. А вы не врач, потому вам я могу сказать. Паста — вот в чем секрет. Ничего, кроме пасты. Целые полгода я не ел ничего, кроме пасты, и излечился. Я не какой-нибудь там итальяшка, но точно говорю: паста для желудка самое оно. Maccheroni, fettucine, tagliatelle, spaghetti — все это одно и то же, все это паста, а она полезна для желудка.

Он продолжал восхвалять это произведение из муки и воды, и Кентон старательно изображал интерес, как вдруг обладатель луженого желудка резко умолк, а затем объявил, что ему надо поспать.