Читать книгу "На ветрах разбойных лет - Валентина Коростелева"

– Господи, ну зачем же так-то? Ну, пожаловался бы: может, и полегчало бы на душе…

– А на что жаловаться-то? – вскинулась Наталья. – Каждый выходной приходила, детей бросала своих, а порядок здесь наводила! Что он, не мог со мной поговорить по душам? Кто ему мешал?

– Гордость собственная, вот кто! – повернулся к ним мужчина. – Два-три раза я здесь был, и всё уходил с его выговорами. Не так живём, не то делаем…

– Так для вас-то, молодых, уже и время другое, а он в своём, никак, оставался. Душу-то не так просто развернуть! Да и нездоровье палки в колёса вставляет, уж по себе знаю…

– Господи, – не выдержала Наталья и откровенно, взахлёб, заревела. – Может, и по-другому надо было с ним!..

Иван Петрович подошёл к ней, положил большую тёплую руку на плечо.

– Не убивайся так, доченька. Тебе ещё растить детей надо! – И, обращаясь к соседке: – Что произошло-то?

– Да вот… наглотался этой дряни… – она показала на тумбочку с лекарствами. – Врач сказал, вряд ли спасут.

– Вот так, все время только о себе думал! – вырвалось у мужчины. – Всё с гонором своим большевистским! Всё ему не так и не этак! Был бы покладистей…

– Да перестань ты, зануда! – крикнула Наталья в сердцах. – Мог бы, как мужчина с мужчиной…

– Ну вот, нашли наконец-то виновника! Пребольшое спасибо! – стукнул тот по оконной раме, отчего стекло опасно «взвыло».

– Не ругайтесь вы хоть сегодня! – прикрикнула на них тётя Феня. – Чё сейчас говорить, все виноваты! – и, почти плача: – Одинокий он был, вот в чём дело. Очень одинокий! Ну, ходили мы все, вот и Иван Петрович – никогда, ни в чём не откажет, а душа-то у Григория всё сиротиною маялась… Да и, надо сказать, ящик этот проклятый, – она показала на телевизор, – тоже здорово постарался!

– А причём тут ящик? – недовольно спросил мужчина.

– А притом! Нам-то некогда в него сутками глядеть, а он, бедный, и смотрел, и переживал! От одних новостей с ума сойти можно, а уж про фильмы и говорить нечего! Одни убийства, да разбои, да разврат! Вот и сгорала душа-то бедная, ведь выплеснуть-то всю горечь, поделиться – не с кем было!.. Я что, я баба простая, еле грамотная, со мной ему неинтересно было… – и тётя Феня заплакала снова.

– А, может, с пьянки он учудил всё это? – хладнокровно предположил мужчина.

– Не-ет, он уже два месяца не вспоминал о ней, проклятой злодейке: дыхание стало перехватывать от неё.

– Последнюю бутылку давно в мусорку выкинула, – подтвердила Наталья, и опять заплакала.

И только Бим переводил свои грустные глаза с одного на другого, потом спрашивал Ивана Петровича: «Может, пойдём? А то и мне плакать хочется».

– Наталья, если помощь понадобится – не стесняйтесь. Дай Бог, может, спасут, – и они с Бимом пошли по делам.

Но спасти Григория Гавриловича врачам не удалось. Под вечер позвонила Изольда – так, от нечего делать, но узнав о беде и прихватив по пути Олега Петровича, примчалась к Ивану.

Посидели за чаем, поговорили и об одиночестве, и о равнодушии людей друг к другу.

– Кстати, вспомнилось одно стихотворение, – вздохнула Изольда. -

Хорошие, в общем-то, люди,Мы всё же неважно живём.Как мало друг друга мы любим,Как редко на помощь идём!А после, опомнясь, латаем —Всё то, что полезло по швам…И тут, как назло, не хватает —Ни ниток, ни времени нам… —

и заключила:

– Нельзя нам теперь терять друг друга, никак нельзя!

– Да, понаставили стальных дверей да решёток на окна, чтобы добро сберечь, а про душу-то и забыли! – продолжая разговор, резюмировал Олег Петрович. – Тут виновато одиночество, а в другом случае – крайняя бедность на крайности толкает. Уже без стеснения в мусорных баках люди роются. А ведь не всякий такое унижение способен вынести!.. И дети – они тоже разные. Эти хоть навещали старика, быт устраивали, а есть и такие, что гуляют по белу свету, тоже полунищие, до «предков» ли им! Когда зачастую – ни работы, ни зарплаты нормальной…

– Но как-то надо сопротивляться, нельзя же вот так, – почти про себя рассуждала Изольда.

– Что делать, не все бойцами рождаются, – вздохнул Иван Петрович. – А государству пока не до нас…

ВЫСТРЕЛ ИЗ ПРОШЛОГО

Сегодня друзья впервые собрались все вместе и, естественно, – у Олега Петровича. Лидер есть лидер, сколько бы не прошло лет с юношеской поры.

– А ты, Олег, неплохо устроился! Вон, хоромы какие!

Тимофей восхищённо оглядывал большую комнату.

– Ну уж, хоромы! Обыкновенная квартира. Просто из трёх комнатёнок две сделал.

– И сам, слава богу, неплохо смотришься! – радовался Тимофей.

– Если вам угрожает старость, пожалуйтесь на неё в милицию, – парировал Олег Петрович.

– И пенсия, наверное, неплохая?

– И тут ничего особенного. Я ведь был вынужден уйти, что называется, в отставку. А с того момента многое закрутилось не так, как надо.

– А что случилось? – Мария всё ещё вглядывалась в Олега Петровича, будто вспоминая того, прежнего: молодого, энергичного, всегда подтянутого, всё разумеющего… Она знала, что нравилась Олегу, причём не на шутку. Но Марии тогда казалось, что Олег – какой-то не слишком натуральный, что ли. Уж чересчур хорош, уж слишком удачлив. И когда на выпускном вечере объявился тот самый горный инженер – дерзкий, веселый и в то же время необыкновенно чуткий к робкому девичьему сердцу, – судьба будто бросила Марию в его объятия…

– Да не хотелось бы сегодня ворошить всё это, – отвечая на вопрос Марии, проговорил хозяин.

– Ну, чего там, дед, рассказывай, куда деваться, – в дверях гостиной стояла Лена.

– Ну, Олег, не тяни! Мы же друзья! Или не так? – Тимофей со знанием дела допил рюмку, закусил грибочком и развернулся к Олегу Петровичу, мол, весь – внимание.

– Ладно, что делать. Закончил институт, уехал по направлению в Пермь. Заметили – и как инженера, и как секретаря комсомольского. Вскоре женился. Не знаю, по любви ли… Так получилось: часто стал бывать у одного видного обкомовского начальника, а у того – дочь, Светлана. Вскоре был уже заведующим отделом. Энергии, ума – хватало, и через два года уже был третьим секретарём обкома.

– Это ты всё вверх шёл, так? – Иван Петрович по привычке расставлял точки над «и».

– Точно, так оно и было. Порою даже не верилось, уж чересчур гладко и красиво всё выходило.

– Но судьба не любит однообразия, – вступила Изольда, почти улыбаясь. Она чувствовала на себе взгляды Ивана Петровича, такие же откровенные, как много лет назад. И от этого, и оттого, что сумела как женщина сохранить всё-таки желанную внешность, и оттого, что наконец-то все снова встретились, буквально сияла. Ей не раз говорили о сходстве в глазах, фигуре, причёске, поведении – с Ириной Мирошниченко, а она была Изольдой Горской и вовсе не стремилась ни на кого походить.