Читать книгу "Господин Белло и волшебный эликсир - Пауль Маар"

После этого он вернулся и взглянул на улицу сквозь стекла витрины. Трактор господина Эдгара исчез вместе с господином Эдгаром.

Макс рассказывает и экспериментирует

Понедельник начался очень плохо. Во-первых, я почти на час опоздал в школу. Мы с папой знали, что в три часа ночи с воскресенья на понедельник часы переводятся на летнее время. Папа перевел стрелки больших часов в аптеке на час вперед. Про мой будильник мы оба забыли. И когда он, как обычно, зазвонил в шесть тридцать, на самом деле была уже половина восьмого. Я даже удивился, что на улице не видно школьников.

Фрау Майер-Штайнфельд, которая вела у нас сдвоенный урок математики, сказала:

— Типично для Макса Штернхайма! Он проспал переход на летнее время! Его следовало бы наградить ночным колпаком!

Весь класс смеялся, пока я шёл на свое место. Но потом стало ещё хуже. Едва я вытащил тетрадь и учебник, как Майер-Штайнфельд вызвала меня к доске и велела пересчитать пятьдесят пять минут в секунды. Чтобы я понял, сколько времени пропустил.

Господин Эдгар решил бы эту задачу в уме за три секунды. А мне пришлось долго думать, пока я не получил правильный ответ. Сидя на своем месте, я бы, конечно, быстрее вычислил эти секунды. Но когда я торчу у доски перед классом и все глядят на меня и ухмыляются, я чувствую себя последним тупицей и ничего не соображаю.

Другие уроки прошли не намного лучше. Так что я обрадовался, когда, наконец, прозвенел последний звонок и можно было идти домой. Но Роберт Штайнхойер вытащил из мусорного ящика, стоящего у дверей школы, пакет и нахлобучил его мне на голову.

При этом он кричал:

— Награждаю Макса дурацким колпаком! Глядите: Макс — король дураков!

Я буркнул:

— Оставь меня в покое, балбес! — И попробовал стащить колпак с головы.

Но мой обидчик крепко держал его двумя руками. Кое-кто из ребят засмеялся, однако большинство, как и я, сочли его поступок подлым. Только не решались это показать, потому что Роберт — первый силач в нашем классе и никто не хочет с ним связываться.

Но Мориц Брандауэр, самый слабенький среди нас, заявил:

— Эй, Роберт, все уже досыта насмотрелись на это зрелище. Не смешно. Брось пакет в урну.

Роберт отстал от меня, и я помчался домой.

Папы дома не было. Но стол был накрыт: на нем стояли две тарелки — одна со спагетти, другая — с мясным соусом. А перед ними лежала записка: «Привет, Макс! К сожалению, мне пришлось уйти!!! Срочный звонок от доктора Шеля!!! Нужно доставить лекарство его больному! Приятного аппетита!!! Твой папа».

Папа любит восклицательные знаки и часто ставит их по три штуки в таких местах, где вполне хватило бы точки.

От спагетти еще шёл пар. Папа, наверное, только что был дома. Так что я первым делом пообедал. В одиночестве. На десерт ничего не было. «Такой уж выдался денёк», — подумал я.

После обеда я стал ждать папу. Но он всё не возвращался.

Мне стало скучно, поэтому я спустился в аптеку и взял на сладкое упаковку «изготовленной Штернхаймом фруктовой жвачки из натуральных разноцветных материалов».

Наша аптека закрыта с половины первого до двух, поэтому я мог спокойно оглядеться. В задней комнате, которую папа называет лабораторией, стояла большая бутыль со светло- голубой жидкостью, о которой папа мне рассказал. Та самая, которую ему в субботу подарила одна сумасшедшая старушка.

Папа, как я уже упоминал, не в восторге от своей профессии. И если бы господин Эдгар не торопил его, он бы, наверное, только через пару недель зашёл в лабораторию, потому что иссяк запас фруктовых жвачек.

Рядом с бутылью стояли ещё какие-то сосуды и лежала толстая книга. Она была открыта на главе «Удобрения и способы их применения».

Думаю, когда-нибудь я стану аптекарем получше, чем мой папа. Или пойду учиться на химика. Химию, наверно, и аптекарю придётся изучать. Я уже умею различать кислоты и соли. А больше всего мне нравится смешивать какие-нибудь жидкости и наблюдать, как они меняют цвет или начинают клокотать.

Правда, папа запретил мне в его отсутствие что-либо трогать в лаборатории. Но ведь я не виноват, что его в это время не было дома. Так что виноват он сам.

Первым делом я взялся за большую бутыль. Оказалось, вытащить пробку было совсем нелегко. Старушка, наверное, забила её внутрь молотком. Но в конце концов я с этим справился.

Я приподнял бутыль, слегка наклонил её и капнул немного голубой жидкости в фарфоровую миску. Потом взял бутылку с жёлтой пищевой краской, которой папа окрашивает фруктовые жвачки, и вылил примерно одну столовую ложку туда же. Я, конечно, ждал, что жидкость позеленеет, ведь из жёлтой и голубой красок всегда получается зелёная. Но жидкость осталась голубой. Это было странно.

Я попробовал проделать то же самое с красной; результат был тот же: голубая жидкость каким-то образом поглощала другие краски. Тогда я решил посмотреть, что случится, если бросить в неё что-нибудь твердое. На одном пакетике было написано: «Калийная соль». Я взял щепотку соли, высыпал её в голубую жидкость и размешал фарфоровой ложкой. Соль медленно растворилась. И больше ничего не произошло. Как раз в тот момент, когда я собирался посмотреть, что случится со светло-голубой жидкостью, если влить в неё тёмно-синюю, я услышал, что папа отпирает дверь.

Если бы он застал меня за этими опытами, он наверняка бы рассердился. Поэтому я взял фарфоровую миску, быстро выплеснул голубой сок в цветочный горшок — точнее сказать, в землю под крошечным лимонным деревцем, которое растёт на лабораторном окне, — и вошёл в аптеку.

— Ах, ты здесь, внизу? — удивился папа. — Значит, уже пообедал? А записку мою нашёл?

— Записку-то я нашёл, — ответил я. — Но на десерт пришлось взять упаковку фруктовых жвачек.

— Ах вот почему ты оказался внизу, — заметил папа. — Ну, как прошёл день?

— Сегодня я опоздал, — пробормотал я, — потому что забыл перевести будильник на летнее время.

— И я забыл, — сознался папа. — А то бы вовремя тебя разбудил. Аптеку я сегодня тоже открыл с опозданием. Покупатель уже стоял за дверью.

— Ничего страшного, — сказал я. — Пойду наверх, займусь уроками.

Про то, что Роберт насмехался надо мной и обзывал королем дураков, я не стал рассказывать папе. Он бы только разволновался и опять подумал, что он плохой отец, раз не разбудил меня вовремя.

О второй половине дня рассказывать почти нечего, кроме того, что на площади перед аптекой, где стоянка запрещена, остановился небольшой фургон с мебелью, и Верена Лихтблау въехала в квартиру над нашей. Конечно, тогда я ещё не знал, как зовут соседку.