Читать книгу "История странной любви - Лариса Райт"

– Гвоздика?

Он самодовольно мотал головой.

– Розмарин?

Он разводил руками.

– Я все равно угадаю. Миндаль?

– Вот и нет.

– Борька! – Она шутливо сжимала пальцами его шею, делая вид, что задушит: – Признавайся сейчас же, иначе…

– Пусти, сумасшедшая. Там просто куркума.

– Кур… что?

– Куркума.

– А что это?

– Это один из видов имбиря. В кулинарии используют ее высушенный корень. А еще она содержит куркумин, который обладает целебными свойствами: дезинфицирует, обезболивает, заживляет. Даже останавливает развитие некоторых видов рака. Диетологи, кстати, рекомендуют употреблять ее при похудении.

– Сомневаюсь, что в сочетании с бараниной и рисом, – тут же реагировала она, и они дружно смеялись.

Они вообще много смеялись…

С Манюней жизнь стала совсем другой: взрослой, ответственной и (в этом Борис боялся признаться даже себе) немного скучной. Сама Манюня иногда казалась скучной. Кроме своего плавания, она мало чем интересовалась. Ей никогда не пришло бы в голову пытаться угадать, какие специи использует муж в своих рецептах. А если он пытался рассказывать, она прерывала на полуслове:

– Борюнь, я все равно не запомню. Зачем мне это? Я не ем и не готовлю. Это твоя территория.

Даже странно. Ведь именно из-за этого он и развелся. Из-за того, что жена все время пыталась влезть на его территорию и установить там свои порядки. А Манюня ничего такого не делала, все давала на откуп. И это почему-то особенно раздражало. Борис невольно отодвинулся от жены. Она тут же почувствовала, снова прижалась к его плечу своим колючим затылком. Борис невольно поморщился и вздохнул. Наверное, слишком громко, потому что Манюня тут же встрепенулась и взглянула на него в темноте сонными глазами:

– Что-то не так?

– Все хорошо, спи!

– Точно?

– Точно. Слушай, Мань, а может, в субботу придешь ко мне в ресторан днем? Я сооружу что-нибудь диетическое…

– Борюнь, – теперь на Бориса недоуменно смотрели оба глаза. – В субботу я буду в Бухаресте. Там же Гран-при, забыл?

– Извини.

– В другой раз, ладно? – Манюня снова свернулась под боком колючим калачиком, а Борис еще долго лежал без сна, размышляя над тем, когда же наступит этот самый другой раз, и наступит ли когда-нибудь.

Виктория вернулась домой в десять вечера. Водителя она все-таки отпустила, решила, что жена Поповского не обидится, если какая-то там не слишком знакомая дама на ее юбилее ограничится глотком вина и уйдет, не отведав торта.

Вика чувствовала себя слишком усталой. Соблюла этикет – и достаточно. До того как зайти в подъезд, она еще долго сидела в машине, пытаясь угадать, что ждет ее там – за дверью квартиры: скандал, еще раз скандал или холодная тишина отчуждения?

Она не угадала. Уже на лестничной клетке был слышен голос Пинк, которую Вика в последнее время активно недолюбливала. Конечно, не за вокальные данные, а за то, что Лялька обрезала свои шикарные волосы и выкрасила оставшийся ежик в розовый цвет. Сегодня, однако, звучание Пинк даже обрадовало Вику. «Поет, – подумала она, – и танцует. Значит, ничего не знает». И тут же другая мысль: «А лучше бы знала. Теперь я должна сказать. А как? Конечно, Сережа Ляльке не родной, но относился он к ней хорошо, внимания уделял немало. Во всяком случае, больше, чем Вика, уж это точно. Конечно, девчонка прикипела. В ссорах вон всегда на его сторону становилась. Сейчас, конечно, во всем случившемся будет винить мать. Ну что ж, значит, придется пережить еще и это».

Вика зашла в квартиру, сняла пальто и сапоги и прошла в комнату. Музыка, оказывается, была просто фоном. Лялька сидела в кресле и, ничего не замечая, смотрела в планшет. Она водила пальцем по экрану и что-то бурчала себе под нос.

– Привет.

Вика присела на подлокотник, неловко чмокнула дочь в затылок.

– Хай! – буркнула дочь, не прерывая игры.

– Интересно?

– Угу.

– Ляль…

– «Пять» по русскому, «четыре» по алгебре, по физике тройбан. Уроки сделала, к репетитору ходила, поела яичницу, – быстро проговорила девочка, не отрывая взгляда от экрана. – Что-нибудь еще?

– Да.

Зачем тянуть? Подбирать слова и смягчать удар Вика никогда не умела:

– Сережа ушел.

– А я знаю. – Лялькины пальчики ловко перемещались по картинке с какими-то монстрами. – Он и вещи уже вывез.

– Вот как?

– Ага. Еще вчера.

– Как вчера? – Кресло качнулось, и Вика чуть не упала. – Ты все знала еще вчера?

– Ну да.

Лялька наконец оторвалась от планшета и взглянула на мать с нескрываемым презрением:

– Он же тебе еще вчера целый день трезвонил. Слушал гудки и говорил: «Вот если, Ляль, твоя мать возьмет трубку, может, еще и не все потеряно». Но ты же всегда занята, тебе не до нас. Вот он звонил, звонил и ушел. И знаешь, что?

Девушка вскочила с кресла и теперь смотрела на мать свысока, воинственный розовый ежик возмущенно навис над Викой.

– Что? – Вика тоже встала и вызывающе вскинула голову. Никто не имел права демонстрировать ей свое превосходство. А уж собственный четырнадцатилетний ребенок – тем более.

– И правильно сделал, что ушел. Вот вчера я очень хотела, чтобы ты подошла к телефону. Он звонил, а я шептала, молилась просто: «Вика, возьми трубку. Вика, возьми трубку».

– Сколько можно звать меня Викой?!

Лялька отмахнулась от матери, как от чего-то совсем незначительного. Она включила полный привод и неслась вперед с неснижаемой скоростью:

– А вечером я посмотрела, как ты пришла, час просидела в ванной, потом выпила кефир и пошла в свою спальню. К нему даже не заглянула. Так зачем ему с тобой жить?

– Я же думала, что он спит!

Лялька скривилась, будто проглотила кислятину:

– Ты о нем вообще не думала! Ни о нем, ни обо мне!

Вика задохнулась от возмущения, лицо ее горело, будто ей надавали пощечин. Она зашипела на дочь:

– Скажи еще, что и к тебе я не подходила!

– Ко мне? Подходила. А как же? Все, как обычно: уроки, еда и «когда ты наконец перекрасишься». Больше ведь тебя ни черта не волнует!

– Ты что себе позволяешь?! – Это Вика уже выкрикивала в громко захлопнутую дочерью дверь комнаты. Вика дернула ручку, но с тех пор как Ляльке позволили закрываться на ключ, попасть к ней можно было только по предварительной договоренности. «Не хватало еще мне слушать про убери, разложи и переставь», – говорила она, и Вика, в общем, не возражала. Она считала, что в достаточной степени контролирует дочь, чтобы позволить ей какой-то островок свободы. Тем более теперь, когда балом правил переходный возраст, а гормоны зашкаливали и довлели над разумом. Правда, сейчас следовало признать, что все обвинения дочери не были так уж неразумны. Но Вика никогда не думала, что Ляльке чего-то не хватает. Казалось, она была счастлива. Учится прилично, кушает хорошо, одета с иголочки. А сколько раз Вика ее с собой за границу возила?! И там тоже все к ее услугам. Пока мать на переговорах, дочь с няней – и на аттракционы, и на пляж, и в зоопарк, и в магазин, и куда еще душа попросит. Конечно, иногда она просит мамочку, но Ляльке ведь уже четырнадцать! Раньше Вика старалась освободиться на каникулах и хотя бы неделю посвятить материнству, но в последние годы халтурила. Как-то предложила дочери вместо своей компании подружкину, и та так обрадовалась, что замена превратилась в постоянную величину. Вика искренне полагала, что Ляльку это более чем устраивает. Ведь устраивало же это Вику: ребенок сыт, здоров и, кажется, счастлив – что еще надо? Тем более ребенок вполне уже взрослый, способен увидеть и понять, что мать работает сутками и старается, между прочим, ради нее!