Читать книгу "Охотник на лис - Марк Шульц"

* * *

Переезд из Пало-Альто в Эшленд был тяжелым. Я терпеть не мог начальную школу в Эшленде. Я находился в четырехстах милях от отца, деда и бабушки, а зимы в этой сторожке-морозилке были такими холодными. Я дождаться не мог потепления – тогда я мог обходится без обуви, а мои подошвы становились достаточно грубыми, чтобы босым ездить на велосипеде на гору Эшленд за Литиа-Парк.

В школе я мучился от скуки. Тогда я открыл в себе переданный мне отцом ген комедианта, чтобы развлекаться. Дома я снова и снова слушал виниловые пластинки Билла Кросби, заучивая наизусть его истории, которые я мог повторить товарищам по школе и заставить их смеяться. Помню одну учительницу – миссис Миллер. Она преподавала в пятом классе. Она заставляла нас очень напряженно работать на уроках. В тот год благодаря миссис Миллер я научился многому и понял выгоды, которые дает напряженный труд.

Дэйв и я были хорошими спортсменами, но у нас обоих были закрепощенные плечи, и мы не могли бросать мячи так далеко, как это делали другие ребята. И ни один из нас не был хорошим бегуном.

Для меня шестой класс был годом важных спортивных достижений: я побил 20 из 25 школьных спортивных рекордов для шестиклассников. Одноклассники выбрали меня «самым вероятным будущим олимпийским чемпионом по прыжкам в длину». Завоевать эту награду было здорово, потому что я помнил, как мы с Дэйвом смотрели Олимпийские игры 1968 года в Мехико, на которых американец Боб Бимон совершил один из величайших подвигов в истории спорта, побив мировой рекорд в прыжках в длину: он прыгнул на поразительную длину – 21 и 3/4 дюйма (8,90 м. – Прим. ред.).

В то время я не смотрел Олимпийские игры и не мечтал когда-нибудь выступить на них. В то время я все еще пытался решить, какой вид спорта выбрать. Мне давались многие виды, поэтому, когда я думал о том, на каком именно виде спорта я буду специализироваться, я думал, что таким спортом должен быть тот, в котором я смогу заработать много денег. Ведь мы были так бедны.

В шестом классе я прочитал книгу American Miler: The Life and Times of Glenn Cunnigham («Американский бегун на милю: жизнь и времена Гленна Каннингэма») об одном из лучших американских бегунов на дистанции в милю 30-х годов. Каннигэм участвовал в двух Олимпийских играх и на играх 1936 года в Берлине завоевал серебряную медаль в беге на полторы тысячи метров.

В результате произошедшего в школе взрыва ноги Каннигэма были страшно обожжены, и врачи сказали ему, что он никогда больше не будет ходить. Книга рассказывала о том, как Каннигэм научился снова ходить и как он выработал особый стиль бега, при котором он ставил одну ступню точно перед другой, так, словно он бежал строго по прямой. Я скопировал этот стиль, который придал мне немного иную походку. В 1988 году я имел удовольствие и честь встретиться с Каннингэмом и смог рассказать ему о том, как он оказал влияние на мою манеру ходить и бегать. Через неделю после нашей встречи Каннингэм умер.

Дэйв выбрал борьбу в седьмом классе. Он стал членом университетской команды борцов-юниоров прежде, чем дорос до этой категории, и в первом же сезоне поставил рекорд: три победы, три поражения, одна ничья. Дэйв сразу же буквально влюбился в борьбу. К тому времени одноклассники догнали его ростом и размерами, так что Дэйв использовал борьбу для того, чтобы поддерживать свой статус самого крутого парня в школе. Мне страшно нравилось, что Дэйв – самый крутой парень, особенно потому, что я был самым младшим и самым маленьким в моем классе. Когда меня задирали, Дэйв немедленно вступался за меня.

Думаю, приход в борьбу стал для Дэйва моментом прозрения. В борьбе его проблемы с чтением не имели значения, значение имела брутальность, а ее у него было в избытке. Кроме того, поскольку Дэйв был таким умным, он мог делать то, что делали другие, причем лучше, чем это делали другие, а потом изобретать собственные приемы. Даже когда он начал бороться, он мог перехитрить соперников, заставить их занимать позиции, в которых, как они думали, имеют преимущество, – и только для того, чтобы быстро узнать, что вместо этого они попадали в подстроенную Дэйвом ловушку. Но к моменту, когда до них это доходило, было уже слишком поздно.

Единственная забота Дэйва заключалась в том, чтобы стать лучшим борцом. Он постоянно носил с собой свои борцовки, а под одеждой носил спортивное трико – просто на случай встречи с кем-то, кто пожелает бороться.

Когда Дэйв занялся борьбой, мы обнаружили: поскольку у него как у дислектика ни одно из полушарий головного мозга не было доминирующим, это, по-видимому, давало ему преимущество: он одинаково свободно владел обеими руками. Он писал и бросал левой рукой, пинал правой ногой, а при стрельбе целился преимущественно правым глазом. Не будучи ни левшой, ни правшой, Дэйв мог одинаково хорошо выполнять движения с обеих сторон. Противникам было трудно определить стойку Дэйва, и они были уязвимы перед ним – он мог одинаково успешно атаковать слабую сторону противника, какой бы она ни была.

Поскольку Дэйв жил, по сути, только борьбой, он стремительно прогрессировал. В восьмом классе он вошел в университетскую юниорскую команду и занял четвертое место в штате. В девятом (у нас старшая школа начиналась с десятого класса) он выступил на Мировом чемпионате по борьбе для мальчиков в столице Перу Лиме, где занял второе место, уступив борцу из Великобритании.

Меня восхищала стремительность прогресса Дэйва в столь сложном виде спорта. Впрочем, сам Дэйв свои успехи оценивал скромнее. Его обычная манера поведения не позволяла посторонним догадаться, успешно ли идут дела или очень плохо.

Дислексия Дэйва, по-видимому, давала ему еще одно преимущество. Дэйв привык с лихвой компенсировать ее – хотя бы для того, чтобы не уступать одноклассникам, не выделяться среди них. А когда Дэйв догонял одноклассников, он не прекращал прикладывать сверхусилия. Эта особенность проявилась и на ковре: Дэйв сначала догнал, а затем превзошел своих ровесников, а потом превзошел и борцов, которые были старше него. Его достижения среди борцов-учащихся старшей школы до сих пор остаются непревзойденными.

Мое знакомство с борьбой было не таким убедительным, каким оно было у Дэйва.

Борьба входит в обязательную программу физического воспитания для седьмого класса. На следующий же день после изучения различных приемов начался турнир, участие в котором было обязательным для всех семиклассников.

Поскольку схватки проводили только во время уроков, турнир затянулся. Моя схватка должна была состояться в конце первого тура, и меня это злило. Чем дольше я ждал схватки, тем больше времени я размышлял о последствиях, которые может иметь поражение для моего статуса лучшего спортсмена. Это был не первый раз, когда у меня перед соревнованиями возник мандраж, но так сильно под ложечкой никогда прежде не сосало. (Это ощущение я испытывал перед каждой схваткой на протяжении всей моей борцовской карьеры. Никогда не думал о том, как избавиться от этого чувства, но я научился контролировать и даже использовать его для того, чтобы вызывать приливы адреналина перед схватками.) Поражение было бы унизительным, и я ежедневно думал об этом, наблюдая за схватками одноклассников.