Читать книгу "Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами - Майкл Р. Бешлосс"

Яковлев предупредил Киссинджера, что определенные деятели коммунистической партии, придерживающиеся жесткой линии, недовольны политикой Горбачева. На закрытых заседаниях они жестоко критикуют его за то, что он отходит от социализма и продается Западу. Яковлев дал понять, что Горбачеву и его коллегам-реформаторам нужны признание и поощрение со стороны Запада, чтобы иметь возможность проводить свою программу в стране.

Киссинджер ответил, что улучшение американо-советских отношений при Рейгане было в значительной мере косметическим. Настало время насытить их большим содержанием. Он заметил, что хорошо знаком с Бушем и недавно встречался с избранным президентом и его главными советниками. Далее он сказал, что хочет сделать одно предложение, которое следует считать полуофициальным, поскольку Буш благословил его на это.

Ситуация в Европе, сказал Киссинджер, опасно нестабильна. Политическая эволюция вполне может перейти в революцию, а это, в свою очередь, может породить международную конфронтацию. Киссинджер вызвал к жизни двуликий призрак, который, как он знал, не может не напугать любого советского человека: в Восточной Европе начнутся-де попытки высвободиться из тенет, привязывающих эти страны к Советскому Союзу, а к этому может добавиться возрождение германского национализма, что, вероятно, побудит ФРГ с еще большим рвением использовать сложности, существующие между Восточной Германией и Кремлем.

Киссинджер высказал предположение, что если перед Советским Союзом встанет перспектива «потерять» Восточную Европу — особенно Восточную Германию, — СССР может счесть необходимым применить силу с целью укрепить свои позиции в этом регионе. Это вызовет ту или иную достаточно сильную реакцию со стороны Соединенных Штатов. Киссинджер напомнил, что в начале XX века великие державы вовсе не собирались начинать Первую мировую войну, и тем не менее кризисные ситуации вызвали цепную реакцию, так как никто не знал пределов допустимого.

С целью избежать сейчас такой опасности Киссинджер предложил провести между США и СССР переговоры на высоком уровне, чтобы достичь взаимопонимания по ряду вопросов, — в одних случаях официально, в других — неофициально. В ходе этих переговоров будут установлены пределы того, на что может Советский Союз пойти для защиты своих интересов в Восточной Европе; Запад же в обмен пообещает ничего не предпринимать для ускорения перемен на Востоке, в особенности если такого рода действия могут быть восприняты в Кремле как угроза безопасности СССР.

Киссинджер сказал, что сверхдержавы не могут остановить ход истории, но они могут помешать взрывоопасному развитию событий. Он повторил, что обсуждал свою идею с людьми, которые будут работать в формирующейся администрации. Эти люди готовы к честному диалогу. Какой ответ он должен отвезти в Вашингтон?

Яковлев ответил, что Кремль готов начать с администрацией Буша подробное обсуждение мер, которые будут регулировать процесс перемен в Европе и преуменьшат разрушительное влияние этих перемен на отношения между Востоком и Западом. Яковлев высказался за то, что обе страны — Соединенные Штаты и Советский Союз — заинтересованы в сохранении статус-кво в Европе на ближайшее будущее.

Киссинджер согласился, однако добавил, что в Соединенных Штатах это будет трудно отстаивать: американское общественное мнение никогда не позволит правительству США столь явно согласиться с тем, чтобы Восточная Европа оставалась под господством Советов.

Двумя днями позже, в среду, 18 января, Горбачев пригласил Киссинджера в свой парадный кабинет в Кремле. С советской стороны присутствовали лишь переводчик и Анатолий Добрынин, бывший в течение двадцати трех лет послом в США и тесно сотрудничавший с Киссинджером, когда оба находились на командных постах в Вашингтоне. Теперь Добрынин был советником Горбачева.

Киссинджер вручил Горбачеву письмо от Буша, в котором тот заверял Горбачева, что прогресс в советско-американских отношениях, начатый при Рейгане, будет продолжаться… но не сразу. Избранный президент писал, что он надеется, Горбачев поймет: новой администрации необходимо какое-то время, чтобы разобраться в советско-американских отношениях, все взвесить и рассмотреть варианты направления политики.

Киссинджер изложил свое предложение достичь договоренности по Восточной Европе. Заинтересована ли советская сторона в таком соглашении? Горбачев пригнулся к столу и, приподняв бровь, слегка усмехнулся. «Я просматриваю за этим вопросом другой вопрос», — сказал он. Он-де подозревал, что Буш через Киссинджера пытается заставить его открыть, в какой мере он намерен отказаться от советского контроля в Восточной Европе.

Киссинджер ответил, что у него «нет никакой тайной повестки дня», это его собственная идея, правда, она заинтересовала избранного президента, и он разрешил Киссинджеру попытаться выяснить реакцию Горбачева. Получив такое заверение, Горбачев сказал, что эту идею, пожалуй, стоит рассмотреть и, если потребуется обратная связь, Киссинджеру следует иметь дело с его старым другом Добрыниным. Киссинджер преисполнился надежды, что его план может сработать.

После ухода Киссинджера Горбачев перечитал письмо Буша. Пришел Анатолий Черняев, главный помощник Горбачева по иностранным делам, старый партийный аппаратчик, работавший главным образом в международном отделе ЦК; Горбачев знал его с пятидесятых годов. Черняев был из тех чиновников, кто не высовывается. Он никогда не отличался выступлениями в защиту реформ, хотя люди, знавшие его еще во времена Хрущева, помнят, что он высказывал в частных беседах довольно либеральные взгляды и дружил с некоторыми политическими диссидентами.

Черняев сказал, что в письме Буша есть «определенное противоречие»: Буш обещает следовать курсу Рейгана, однако намекает, что может внести изменения в американскую политику. Тем не менее Горбачев был весьма доволен тем, что Буш, не теряя времени, связался с ним: какой еще только что избранный американский президент писал советскому лидеру прежде, чем в его распоряжении появилась бумага со штампом Белого дома? И Горбачев написал ответ Бушу, предлагая работать вместе ради «мира во всем мире»…

В четверг, 19 января, Буш позвонил Меридиту Прайсу, редактору «Эндовер буллетин», журнала, издаваемого студентами колледжа, где он учился, в ответ на его просьбу дать интервью. Прайс спросил, что, по мнению Буша, скажут историки о его президентстве, и Буш ответил: «Оставил все после себя в несколько лучшем положении, чем когда пришел. Америка при нем была сильной и неукоснительно двигала вперед демократию». И далее:

«Я говорю «неукоснительно», так как не думаю, чтобы какой-либо серьезный ученый, занимающийся мировой политикой, решил, посмотрев на нашу страну, что шансы социализма или коммунизма в ней повышаются. Я думаю, большинство людей видит, что стимулы частной собственности и свободы, о которых мы думаем, когда думаем о демократии, находятся в процессе расширения, и мне хотелось бы сохранить эти тенденции, с тем чтобы Соединенные Штаты были в них застрельщиками. Так что надеюсь, в конечном счете историки скажут: «Он был не таким, как все. Он старался, как мог».

На следующий день в своем обращении к народу в связи с вступлением в должность Буш нарисовал образную картину своего представления о ценностях и о настроениях в мире: «Эпоха диктаторов окончена. Эра тоталитаризма проходит — его устарелые идеи облетают, словно листья со старого, умирающего дерева… Мы знаем, что движет людьми, — людьми движет свобода. Мы знаем, какой путь правилен, правильный путь — это свобода. Мы знаем, как обеспечить более справедливую и обеспеченную жизнь людям — с помощью свободного рынка, свободных выборов, свободы слова и свободы волеизъявления, которому не препятствует государство».