Читать книгу "Дедушка русской авиации - Григорий Волчек"

В караульном помещении было гулко, пусто и противно. Жрать было совершенно нечего (салаги в силу отсутствия опыта в этом отношении не озаботились). Изрядно выспавшись между сменами часовых, Полторацкий мечтал о женщинах. Месяц солдатчины, а стало быть, воздержания, давал о себе знать. Несмотря на тяготы и лишения воинской службы, несмотря на усилия майора медицинской службы Шведова и лошадиные дозы брома, которые он вбухивал в общекурсантский котел обеденного киселя по вторникам, четвергам и субботам, естественное половое влечение у военнослужащих не пропадало, а у Игоря, по его мнению, даже усилилось. По крайней мере, всю последнюю неделю ему еженощно снились сцены бурного группового секса.

Вот и сейчас Полторацкого обуревали злокачественные думы. Он мысленно перебрал женщин, работавших в части, прощупывая их на сексуальную пригодность и уверенно остановился на штабной машинистке Ирочке Малышевой — высокой стройной блондинке, ходившей в джинсах и открытых блузках, пахнущей приличными духами.

Мечты мечтами, но тем временем в караульное помещение вошел Синявский (он — начальник караула), помначкар сержант Миков, а с ними — ценный гость и большой начальник — подполковник Черняк, заместитель командира части по тылу, в данном случае — ответственный офицер, проверяющий несение караула.

Полторацкий встал по стойке «смирно»:

— Почему не спишь? — добродушно осведомился толстенький и кругленький Черняк (все в части знают, что он — первый гад в учебке, но сегодня, видимо, у него приличное настроение).

— Так… служба, товарищ подполковник!

— Молодец, солдат! Ты кто?

— Первый разводящий рядовой Полторацкий!

— Ясненько. Ну что, помначкар, пойдем посты проверим. Здесь, Синявский я вижу, все в порядке.

Кэп залился багровой краской смущения и гордости. Полторацкий дернул из стойки свой карабин.

— Ты куда?

— С вами, товарищ подполковник!

— А зачем? Мы уж как-нибудь сами. А ты, сынок, лучше поспи, или лучше устав подучи. Вот так.

Военные ушли. Полторацкий решил последовать совету подполковника (в первой его части), но как следует поспать ему не удалось. Минут через десять Игоря столкнул с топчана капитан Синявский.

— Давай быстрее, едрена матрена! Караул, в ружье! Шипицын, за пульт! Бодрствующая смена, за мной!

— В чем дело, товарищ капитан? — спросил на бегу Полторацкий.

— Вызов со второго поста!

На втором посту (автопарк) взгляду запыхавшихся караульщиков предстала интересная сцена. На расстоянии нескольких метров от постового грибка, под которым стоял с карабином наперевес часовой (рядовой Гусаров), в луже, вниз головой лежали Миков и Черняк. Миков молча сплевывал воду, Черняк громко матерился.

Синявский рванулся к лежавшим, но тут подал свой веский голос рядовой Гусаров:

— Стой, кто идет?

Синявский застыл:

— Я, капитан Синявский! Гусаров, кончай комедию!

Голос из лужи (Черняк):

— Синявский, убей гада, оторви ему голову! Я его, суку, уморщу, я его в дисбате сгною!

— Молчать в луже! Начкар, осветить лицо!

— Гусаров, ты что, е…лся?

— Осветить лицо! Без разговоров!

— Бл…, да нету у меня фонаря! Кончай,… твою мать, гондон ты рваный!

— Молчать! Предупреждаю последний раз: еще одно слово, и ляжете на землю за оскорбление часового! Где разводящий?

— Саня, я здесь, — подал голос Полторацкий, потрясенный увиденным и услышанным.

— Разводящий ко мне, остальные на месте!

Гоша подошел. Гусаров отдал честь, доложил, как положено. Игорь собрался было подать отбой лежащим, но передумал. Пусть немного еще освежатся душной ночью.

— Рядовой Гусаров, что произошло на посту?

— Подошли двое. Я дал команду. Они ответили. Я приказал помначкару осветить лицо. Он сказал, что нет фонаря. Разводящего тоже нет, а кругом темно, как у негра в жопе. Вот я и приказал им лечь на землю и ползти на расстояние семи метров, как в уставе сказано. Они матерятся, кричат: «Не выпендривайся!» Ну, я тогда снял карабин с предохранителя, взвел затвор. Тогда они подчинились.

— Да вы чего там базарите? Я вас обоих, пидарасов, расстреляю! Вы, бл…, суки, долго нам тут лежать? — не унимался Черняк.

Игорь милостиво разрешил военнопленным встать. Синявский дал Черняку свой платок и ринулся отряхивать грязную и намокшую подполковничью одежду. Черняк с матом отверг помощь, и всю обратную дорогу к караулке сладострастно возвещал, какому наказанию подвергнутся пидоры Миков (за то, что не взял с собой фонарь), Синявский и Полторацкий, а также (особенно жестокому наказанию) самый злостный пидор — часовой третьей смены второго поста рядовой Гусаров.

Когда Черняк выговорился, Игорь поделился своим видением ситуации:

— Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу подполковнику. Товарищ подполковник, извините, но вы не правы, а вот рядовой Гусаров абсолютно прав. Он действовал строго по уставу — УГ и КС, статья 80. Предлагаю объявить ему благодарность за бдительность на посту.

Черняк резко повернул голову, несколько секунд, хлопая короткими ресницами, смотрел на Игоря, потом негромко, в последний раз, матюкнулся и поплелся в штаб — чиститься и сушиться. Обещанного им наказания не последовало.

Леха и швабра

…Об учебке можно вспоминать долго. Вот, скажем, характерный момент — капитан Синявский любил давать курсантам самые неподходящие кликухи (в основном, технического свойства) «Курсант Чупринин, ты у нас будешь „Гидропривод“, курсант Туров, ты будешь „Краскопульт“, курсант Дубков, а вот ты будешь „Плунжерный насос!“». Далее Синявский морщит нос и в раздумчивости бормочет: «В каждом приличном взводе обязательно должен быть свой „Штуцер“. Кто у нас будет „Штуцер“? Это должен быть образцовый солдат, отличник боевой и политической подготовки. О, нашел! Курсант Манаенко, ты будешь „Штуцер“!»

— Я не хочу быть «Штуцером», товарищ капитан! — протестует Манаенко.

— Удавлю гада! Сядь и не рыпайся, «Штуцер!»

Заместителем командира 57 взвода (замком) был старший сержант Леха Горохов — невысокий худощавый паренек с непомерно большими грудными мышцами (он накачивал их денно и нощно). Леха имел обыкновение сопровождать воспитательную работу с курсантами увесистыми тычками в солнечное сплетение (аккурат район третьей пуговицы на гимнастерке), за что во взводе его, мягко говоря, недолюбливали. Потом Горохов глупо залетел. За несанкционированное распитие спирта в санчасти полковник Попов Горохова наказал и разжаловал, но по причине скорого дембеля сослал не в боевой полк, а во взвод обеспечения, самым обыкновенным рядовым солдатом.

Буквально через два дня взвод Полторацкого прибыл на помывку в баню. Переодеваясь в новое белье, Игорь обнаружил, что в раздевалке маячит Горохов, фигурируя в качестве дневального по бане. Естественно, прибирать за своими вчерашними подопечными экс-сержант не собирался и потому самовольно назначил себе в помощники самого забитого курсанта. Курсант по старой памяти беспрекословно подчинился, но здесь вмешался Гоша.