Читать книгу "Самое Тихое Время Города - Екатерина Кинн"

Никто не знал, и Игорь не знал. Он просто радовался покою и свободе, ощущая, как возвращается давнее-давнее, почти забытое состояние души. И был он этому рад, как щенок, только что не визжал и не прыгал. Взгляд и сознание постепенно отмывались, словно заляпанное грязью окно под неспешным дождичком, и он снова стал видеть то, чего не замечал и не видел уже давным-давно и в существование чего уже перестал верить. То есть ненормальное.

Он прекрасно сознавал, что видит то, чего нормальные люди не видят. Но психом себя не считал и комплексовать по данному поводу не собирался. Игорь имел свою личную теорию «ненормального», для него весьма удобную. А состояла она в том, что это самое «ненормальное», не укладывающееся в картину обычной материальной жизни, существовало всегда. Положим, чертики зеленые существуют на самом деле. Другое дело, что мозг не воспринимает того, к чему не подготовлен. Ведь отказывается он воспринимать или запоминать то, чего человек не хочет или не может воспринять и запомнить? Короче, чертиков видит тот, кто способен их воспринять – к примеру, человек в измененном состоянии сознания, сиречь упившийся в зюзю. Либо верящий в существование зеленых чертей.

Однако к чему человек готов, а к чему нет – это зависит много от чего. И сильно зависит. После Века Просвещения стало нормальным отрицать существование зеленых чертиков, ибо они не попадают в Область Разума. Рационалист в черта не верит, хоть тот на голове у него пляши. До Века Разума чертики считались вполне нормальными и существующими, хотя наличие и происхождение оных толковалось по-разному.

А нынче же народ подготовлен обилием книжек, телесенсаций, игр и особенно кино к чему угодно. Правда, вряд ли кто поверит, что зеленый чертик есть просто зеленый чертик, скорее, это для него будет зеленый человечек с какой-нибудь планеты Плюк. Или вообще сочтет, что кто-то развлекается. Но в Игореву картину мира существование зеленых чертей вполне вписывалось. Его не удивляли странные тени, шедшие по следу за прохожими. Не удивляли лишние отражения в стеклянных дверях офисов или, наоборот, недостающие отражения текущей по улицам толпы. Ничего не удивляло. Это было реально, он в этой реальности жил со своим котом Тэвильдо и другой искать не собирался.

И, главное, снова, как в детстве, он начал спиной чувствовать странный холодок в определенных местах города. В детстве, когда они с бандой «мушкетеров» носились по старым дворам, бывало с ним такое. Тогда они играли в собственную игру – в многослойную Москву, где можно было по определенным проходам попадать из времени во время, а то и вообще в другой мир. Выдуманный мир. Где-то дома даже хранилась Страшная Мушкетерская Клятва хранить тайну. С подписями всей великолепной компании. И, в частности, его, Игоря-Портоса. Надо бы найти…

Только сначала надо было вернуться домой.

И блудный сын вернулся, только никто его уже не ждал дома, и дом тоже не ждал его. Но Игорь не хотел сдаваться. Когда-нибудь дом его примет. Принял же он Вильку? А Вилька его ждет, вон трется у хозяйских ног, задрав хвост и зажмурив от удовольствия единственный глаз.

– Ну что, дружок, – Игорь поднял котишку на руки, – вымок твой хозяин. Как собака вымок и хочет горячего чаю с коньяком. Пошли-ка на кухню.

Он бросил куртку на рога старой стоячей вешалки.

Часы на стене показывали полвторого ночи. Игорь поставил чайник. Внезапный порыв ветра распахнул незакрытое окно, на подоконник зло хлестнул дождь.

На улице было темно и пусто. Только пара окон горела в доме через улицу напротив, да светилась в стеклянной витрине у остановки зеленая реклама какого-то кабинета психологической помощи.

– Все десятый сон видят, – проговорил Игорь поглаживая запрыгнувшего на стол Вильку промеж ушей. – А мы с тобой не спим…

Мой Город видит сны.

В сотах многоквартирных домов спят люди Моего Города. А я иду по затихшим улицам, и за каждым поворотом – дорога чьих-то снов. Свернуть? Пройти мимо?

Мой Город спит.

Ночью над Москвой пролетел нездешний ветер, распахнул форточку. Женщина резко проснулась, услышала плач дочки, подошла. Девочка раскрылась во сне и замерзла. Она укрыла ее, немного посидела рядом, прижав руки к глухо колотящемуся сердцу.

Спать уже не хотелось. Совсем. Она подошла к окну. В доме напротив горели два одиноких желтых прямоугольника. Тоже кто-то не спит. Интересно, сколько народу в Москве сейчас проснулось от такого же резкого толчка, как и она? Словно кто-то позвал – только вот кто и что было в том зове? Она не помнила.

Она пошла на кухню. И остановилась на пороге. В тени снова сидел – Тот. Тот, с оловянными глазами. С лицом Николая. Господин Ответа Нет.

– Уходи, – почти умоляюще сказала она. – Уходи же! Ты же умер! Что тебе надо?

Господин Ответа Нет сидел молча, глядя на нее глазами-оловяшками.

Она стиснула зубы и зажгла свет. Он исчез – но теперь отражался в окне. Он никуда не ушел. Никуда. Он всегда здесь, всегда стоит за плечом.

После известия о гибели мужа оставаться в этой квартире стало невыносимо. Здесь поселились шепчущиеся тени. И Господин Ответа Нет. Он приходил ночью, в часы бессонницы. Он улыбался совсем как покойный муж, и если бы не мертвые оловянные глаза…

– Господи, я же пыталась, – прошептала она. – Я же пыталась…

Дурацкое оправдание. Вышла замуж она «с налету», честно старалась полюбить мужа, и, кажется, даже получилось. Родилась дочка. А потом все пошло наперекосяк…

Может, следовало все же поговорить с ним? Продраться через его раздражительность и выяснить, что с ним творится? Не успела. И не хотела, честно призналась себе она. Они были и остались чужими людьми. И все равно разошлись бы. И, как ни кощунственна эта мысль, она была даже рада, что он погиб. Все разрешилось раз и навсегда.

Но в этом доме оставаться было невозможно. Невозможно!

Она набрала номер, мимоходом глянув на часы. Три ночи. Ну и пусть. В Сиднее сейчас не спят…

– А ну тебя, – вдруг зло выругалась она и бросила трубку, не дождавшись звонка. – И в Кельн не буду, – с каким-то злорадством сказала она кому-то неведомому. – Нужна я вам…

И набрала еще один номер. Здешний. Московский. На том конце провода тоже не спали.

– Ольга Антоновна? Да нет, не спится… А вы что? Да-да, я тоже… Ольга Антоновна, можно мы с Катюшей к вам переедем? Не могу я больше одна. Не могу!.. Да-да, конечно, спасибо, завтра будем!.. Спасибо…

Она положила трубку, погасила свет и уставилась в окно. Дом напротив был теперь совсем темным. Наверное, в этом городе уже все уснули. Вообще все. Кроме нее. Ночь была слепой и непроглядной. Только яркая реклама какого-то центра «Откровение» светила злорадным оранжевым глазом.

А над Моим Городом кружит золотая осень. Самое сумасшедшее время. Самое тихое время года. Самое горькое. Я вообще люблю осень. Странное время, когда душа проходит все стадии скорби – от легкой элегической грусти до катарсиса высокой трагедии. Я не замечаю, как она приходит, но всегда вижу, что вот она пришла. Это время неба. Сначала становятся яснее и крупнее звезды. Они влажные и прохладные на ощупь, а если взять их в горсть, то они будут шуршать, словно морская галька. Но кто брал в Руку звезды?