Читать книгу "Чернокнижники - Александр Бушков"

Рокотов опустил глаза:

— Ровным счетом ничего. Обычный замоскворецкий домишко жителя со скромными средствами — как снаружи, так и внутри. Наши агенты, как им и было приказано, действовали крайне бесцеремонно, то есть совали нос даже в горшки на кухне, постели перетряхивали, по всем сусекам поскребли… Совершенно ничего интересного. Аболин держался абсолютно спокойно, как человек, которому нечего опасаться. Никаких шкатулок с драгоценностями или червонцами мы тоже не нашли. Успей он там оборудовать какой-нибудь тайник, наши ребята его обязательно бы нашли, — он поднял голову, его голос зазвучал увереннее, резче. — Вы знаете, Аркадий Петрович, в том, что дело нечисто, меня убеждает как раз отсутствие многого…

— Это как? — не без удивления спросил Савельев.

— Как вам объяснить… Кухарки у него нет, это мы прекрасно знаем. Готовые обеды в кухмистерской он не берет, это тоже давно известно. Этот его молчун-дворник, правда, регулярно покупает разнообразный съестной припас — требующий готовки… Так вот кухней пользуются вовсю. И горшок со щами я там видел, и стояла на столе отлично приготовленная жареная курица…

— Вот дворник и готовит, — сказал Бахметьев бесстрастно. — Что тут удивительного? Мало ли в России поваров? А то и сам Аболин любит покухарничать. Быть может, у него такое пристрастие, или, как англичане выражаются, хоббей. Это ничего еще не доказывает…

— Согласен, — сказал Рокотов с видом человека, имеющего кое-что в резерве. — Можно объяснить и так. А вот как вы объясните отсутствие кроватей, которые там просто обязаны быть?

— То есть? — поднял бровь Бахметьев.

Рокотов не без торжества в голосе продолжал:

— Простите за вульгарное направление разговора, но без таких подробностей не обойтись… К моменту производства у Аболина обыска Липунов и мадмуазель Нина Юрьевна трижды у него гостевали. Я поднимал донесения агентов. Однажды они оставались в доме Аболина три ночи, дважды — по две. Должны же они были где-то спать? Я имею в виду, на чем-то? Не сидя же на стульях? Не на половиках же под столом? В доме Аболина одна-единственная кровать, самого хозяина, и она узка, на одного человека. Других попросту нет, — он ухмыльнулся. — Мы все тут, конечно, взрослые люди, господа, прекрасно понимаем, что при определенных обстоятельствах молодой человек и дама, состоящие в… отношениях, прекрасно уместятся и на узкой кровати. Допустим, хозяин им всякий раз по долгу гостеприимства уступал свое скромное ложе, а сам, подобно своему дворнику, уходил на сундук в прихожей… Но зачем это им? Им что, простите, негде? И у Липунова, и у Нины Юрьевны собственные дома в Москве, где они полновластные хозяева. Все эти годы, что они состоят в связи — я специально уточнял в Охранном — то кавалер преспокойно оставался ночевать у дамы, то дама у кавалера, прислуга в обоих домах привыкла настолько, что давно сплетничать перестала. Они с младенчества в роскоши. Они привыкли, чтобы было уютно. Какого же лешего они остаются у Аболина, где нет того уюта, к которому они привыкли? Пользуясь новомодным словечком, это совершенно не в их стиле. Вот это как объяснить?

Савельев видел, что Бахметьев в нешуточной растерянности.

— Действительно, ерунда какая-то получается… — протянул он. — Почему вы раньше об этом не говорили?

— Потому что мне это пришло в голову только сегодня утром. Готовясь к визиту господина Савельева, перебирал в памяти все обстоятельства дела, стало назойливо всплывать некое несоответствие…

— Ну, в конце концов и это может иметь какое-то объяснение…

— Какое? — ни секунды не медля, воскликнул Рокотов, глядя на своего начальника, пожалуй что, чуточку дерзко. — Они предоставляют единственную кровать Нине Юрьевне, а сами садятся ночь напролет делать бомбы? Или обсуждать некие коварные планы? Это не похоже на Липунова, категорически не похоже. Перечитайте его жизнеописание, сделанное еще Третьим отделением и продолженное Охранным. Нигилист-то он нигилист, но в первую очередь — барин. Это у него в крови, в подсознании. Всегда и везде стремился создать себе максимальный комфорт. Да и госпожа Издольская, как явствует из бумаг, никогда в жизни не отказывалась от привычного уюта… Что-то странное здесь.

Бахметьев вкрадчиво спросил:

— Ну, а вы-то как все это объясняете?

— Не знаю, — сказал Рокотов. — Но все это очень странно.

— Согласен, — уже совершенно хладнокровно кивнул Бахметьев. — Странностей в этом деле хоть отбавляй. Само оно — одна сплошная странность. Но все странности, вместе взятые, еще не доказывают со всей убедительностью, что господин Аболин приперся к нам из восемнадцатого столетия… Не правда ли? Ну вот, вы молчите… — он сделал паузу. — А теперь, быть может, вы проводите господина Савельева на наблюдательный пункт? Это ведь была ваша идея…

— Да, разумеется! — Рокотов не встал — вскочил.

Глава II УЧЕНЫЕ МАТЕРИИ И ПРОЗА ЖИЗНИ

Едва они оказались в длинном, по-казенному безликом коридоре, Рокотов живо воскликнул:

— Ну, как? Вы же сами теперь видите…

«Бедняга, — подумал Савельев, — он по уши в этом…» И сказал мягко, не глядя на спутника:

— Роман Степанович, давайте не будем спешить, договорились? Все это чертовски странно, но если бы каждая странность имела отношение к нашему делу… то жизнь, наверное, была бы невыносимой. Я плохо себе представляю путешествия по времени, совершаемые без применения аппаратуры, подобной нашей. Каковое применение было бы моментально отмечено нашими наблюдателями…

— А если возможен другой путь? — тем же азартным тоном спросил Рокотов.

— Роман Степанович… — сказал Савельев, начиная чувствовать некоторое раздражение. — Это ведь мы, простите великодушно, занимаемся временем, а не вы. Я никоим образом не специалист в науках, но стараюсь кое-что штудировать, осваивать некоторые азы… Других путей нет, заверяют ученые.

— Все?

— Ну, насколько я знаю… Научное командование, выражаясь военными терминами, именно так считает.

— А если есть другие ученые? — прямо-таки звенящим от возбуждения голосом спросил Рокотов. — С другими точками зрения на предмет?

— Это интересно, — искренне сказал Савельев. — В наших бюллетенях о таком не было ни строчки… Из ваших, надо полагать? В таком случае, почему бы нам к нему не зайти прямо сейчас?

— Нельзя… Он… Он, собственно, уволен со службы…

Савельев пожал плечами:

— Говоря откровенно, это не прибавляет доверия…

— Значит, вы уже заранее вынесли вердикт…

Столь же мягко Савельев произнес:

— Господин поручик, внесем ясность. Я не могу выносить никаких вердиктов. Не уполномочен на то. Я вас прошу не усматривать во мне кого-то наподобие ревизора или комиссии из одного-единственного человека. У меня нет права ничего решать. Просто-напросто мое начальство по просьбе вашего направило меня сюда в качестве некоего консультанта — учитывая мое место службы. Вот и все. В просторечии выражаясь, мне нужно посмотреть, что у вас происходит, и не более того…