Читать книгу "После нас - хоть потом - Евгений Лукин"

— Пойдешь завтра в милицию, — сказал я, — и все там расскажешь, ясно?

Язык у Гриши заплетался, и следующую фразу он одолел лишь с третьего захода.

— При чем тут милиция? — спросил он.

— Ну если ты закон нарушил!

— Не нарушил я ваших законов! — в отчаянии сказал Гриша. — Свои — нарушал. Ваши — нет.

У меня чуть сердце не остановилось.

— Какие свои? Гриша!.. Да ты… откуда вообще?

— Из другого мира я, Минька, — признался наконец Гриша Прахов.

Я почувствовал, что ноги меня не держат, и присел рядом с ним на скамеечку.

— Из-за рубежа? — как-то по-бабьи привизгнув, спросил я.

— Дальше…

Я потряс головой и все равно ничего не понял.

— Как дальше?

— Дальше, чем из-за рубежа… — еле ворочая языком, объяснил Гриша Прахов. — С другой планеты, понимаешь?..

В калитку я его внес на горбу, как мешок с картошкой.

Из-за сарайчика, грозно рявкнув, вылетел Мухтар. Узнал меня, псина, заюлил, хвостом забил. А потом вдруг попятился, вздыбил шерсть на загривке и завыл, да так, что у меня у самого волосы на затылке зашевелились.

Дернул я плечом — висит Гриша, признаков жизни не подает. Прислонил его к забору, давай трясти.

— Гриш, ты что, Гриш?..

Гриша слабо застонал и приоткрыл один глаз. Слава богу!..

— А ну пошел отсюда! — закричал я на Мухтара. — Иди в будку! Дурак лохматый!..

В будку Мухтар не пошел и с угрожающим ворчанием проводил нас до двери, заходя то справа, то слева и прилаживаясь цапнуть Гришу за скошенный каблук. У самого крыльца это ему почти удалось, но в последний момент Мухтар почему-то отпрыгнул и снова завыл.

Злой на себя и на Гришу, я втащил его в прихожую и закрыл дверь. В комнате осеклась швейная машинка.

— Минька, ты? — спросила мать. — А что это Мухтарка выл?

— Да кто ж его знает! — с досадой ответил я. — Тут, мать, видишь, какое дело… Не один я.

По дому словно сквозняк прошел: хлопнула дверца шифоньера, что-то зашуршало, портьеру размело в стороны, и мать при параде — то есть в наспех накинутой шали — возникла в прихожей. На лице — радушие, в глазах — любопытство. Думала, я Ирину привел — знакомиться.

— А-а… — приветливо завела она и замолчала.

Гриша сидел на табуретке, прислоненный к стеночке, и мученически улыбался, прикрыв глаза. И до того все это глупо вышло, что я не выдержал и засмеялся.

— Вот, мать, нового квартиранта тебе нашел…

— Ты кого в дом привел? — опомнясь, закричала она. — Ты с кем связался?

— Да погоди ты, мать, — заторопился я. — Понимаешь, дня на два, не больше… Ну, переночевать парню негде!

— Как негде? — Маленькая, кругленькая, она куталась в шаль, как от холода, сверкая глазами то на меня, то на Гришу. — Санитарный день, что ли, в вытрезвителе? Да что ж это за напасть такая! То кутенка подберет хромого, то алкаша!..

— Ну-ну, мать, — примирительно сказал я. — Мухтара-то за что? Сама ведь ему лапу лечила, а теперь смотри, какой красавец кобель вымахал…

Но на Мухтара разговор перевести не удалось.

— Живет впрохолость, приблудных каких-то водит!.. А ну забирай своего дружка, и чтобы ноги его в доме не было!

— Да куда ж я его поведу на ночь глядя?

— А куда хочешь! Под каким забором нашел — под тем и положишь!

— Да с горя он, мать! — закричал я. — Ну, несчастье у человека, понимаешь? Жена из дому выгнала!

Что-то дрогнуло в лице матери.

— Прямо вот так и выгнала? — с подозрением спросила она.

— В чем был! — истово подтвердил я. — В чем квартиру ремонтировал — в том и выгнала!

— Так надо в суд подать, на раздел, — все еще недоверчиво сказала мать.

— И я ему то же самое говорю! А он, дурак, хочет, чтобы как мужчина — все ей оставить.

— Вот мерзавка! — негромко, но с чувством сказала мать, приглядываясь к Грише. Выражение лица ее постепенно менялось. — И что ж вам так с женами-то не везет, а?.. И парень, видать, неплохой…

— В нашей бригаде работает, — вставил я. — В понедельник мы с Валеркой Чернопятовым попробуем ему общежитие выбить…

— Ох, дети-дети, куда вас дети?.. — вздохнула она и пошла в комнату, снимая на ходу с плеч непригодившуюся парадную шаль. — Ладно, постелю ему…

Еще раз удивил меня Гриша Прахов. Под тряпьем у него оказалось чистое белье, вроде даже импортное. Лохмотья его я сразу решил выбросить и поэтому обыскал. В кармане брюк обнаружился временный пропуск на завод и двадцать три копейки, а за прорвавшейся подкладкой пиджака — в целлофановом пакете — военный билет, свидетельство о рождении, аттестат и паспорт.

Документы я, конечно, проверил. Все вроде на месте: серия, номер, фотография — Гришкина, не перепутаешь. И в военном билете — тоже, только Гриша там помоложе и пополнее. Вот ведь чудик, а?

На всякий случай я заглянул и в аттестат, посмотрел, на какой он планете ума набирался. «Полный курс Нижне-Добринской средней школы…» Далекая, видать, планета…

Я снова завернул документы в целлофан и, кинув пакет на стол, сгреб в охапку тряпье на выброс.

Вот не было у бабы хлопот…

4

Во всяком случае, церемониться я с ним не собирался.

Из глубокой предутренней синевы за окном только-только начали еще проступать черные ветки и зубчатый верх забора, а я уже вошел в малую комнату и включил свет.

— Подъем! — скомандовал я в полный голос, и Гриша сел на койке. Рывком.

Секунду он сидел напружиненный, с широко открытыми невидящими глазами, словно ждал чего-то страшного. Не дождавшись, расслабился и с легким стоном взялся за голову.

— Трещит? — не без злорадства спросил я.

С огромным удивлением Гриша оглядел комнату: вязаный половичок возле кровати, настенный матерчатый коврик с избушкой и оленями, две гераньки в горшочках на узком подоконнике.

Потом он заметил лежащий на столе рядом со стопкой мелочи целлофановый пакет и беспокойно завертел головой.

— Нет твоего тряпья, — сказал я. — Выкинул я его, понял? Наденешь вот это.

И бросил ему на колени свой старый коричневый костюм. Ну как — старый? Новый еще костюм, хороший, просто не ношу я его.

Гриша отшатнулся и уставился на костюм, как на кобру.

Светало быстро, завтракали мы уже без электричества. Несмотря на мои понукания, Гриша ел, как цыпленок, стеснялся, молчал.

— Опытом бы поделился, что ли… — буркнул я наконец. — Куда ты ее потом дел?