Читать книгу "Ход с дамы пик - Елена Топильская"

— Машка, ну-ка, прикури мне. Сигареты вот здесь, в кармане. Ай, щекотно же!

Я послушно достала из Левкиного кармана пачку сигарет и зажигалку, прикурила сигарету, и Левка, нагнувшись ко мне, прихватил ее зубами.

— Угу, — промычал он, затягиваясь.

— Не за что, родной. Так есть веские доводы?

— Элементарно, Ватсон. — Задов приосанился, готовясь прочитать нам с Болелыциковым лекцию по криминалистике. — Исходя из параметров ран, орудие было одно. Судя по весьма краткому периоду времени, в течение которого наносились ранения, это орудие было в руках у одного человека, никому не передавалось. А если убийц было несколько, то что делали остальные? Стояли и смотрели? Тогда они не убийцы…

— Сразил. — Я перевернула лист протокола. — Ладно, хорош трепаться. Я вход в парадную описала, давай привяжем труп к двери и лестнице и поехали па наружному осмотру.

— Это мои гениальные дедуктивные выкладки ты называешь «трепаться»? — деланно возмутился Задов.

— Ребята, вы когда-нибудь вслушивались в то, что вы говорите? — пропыхтел из-за моей спины Болельщиков. — «Привяжем труп», «поехали по наружному осмотру»… Или вы не русские?

— Женечка. Это же арго, профессиональный жаргон. Что тебе не нравится? — удивилась я.

— Какое арго, Марья? Ты с рождения так изъяснялась. Я же помню, как сто лет назад, ты еще стажерочкой была, звонила домой с места происшествия и маме говорила: «Мама, я сижу на трупе». А все почему? Нет культуры языка.

— Бог с ней, Женя, — махнула я рукой. — Для нас главное — культура следственного производства. Важно то, что я в протоколе напишу, а не то, что я шепотом говорю участникам осмотра. Ведь Левка меня понимает и веревкой труп привязывать не собирается. А наоборот, сейчас продиктует мне данные о положении трупа по отношению к двери парадной и лестнице. Если тебе так больше нравится.

— Что это с ним? — шепнула я Леве, когда Болельщиков, ворча, отошел. Не успел Левка ответить, как Болельщиков резко обернулся и завопил:

— Я интеллигентный человек! Во где мне ваш жаргон ментовский!

— Женя! Прости, конечно, но среди нас ты один — мент, а я-то как раз следователь прокуратуры!

— Тем хуже! — отрезал Женя.

Я выразительно посмотрела на Левку Задова, и он, махнув рукой в сторону необъятной спины Болельщикова, присел над трупом и начал диктовать мне:

— Труп несовершеннолетней Антоничевой лежит на полу парадной… Маша, как пишем — как «скорая» оставила? На спине? — Я кивнула, и Лева продолжил: — …На спине, головой направлен в сторону входной двери в парадную, ногами в сторону лестницы, руки раскинуты в стороны, ноги сведены, вытянуты…

Оглянувшись на Женю и убедившись, что тот уже вне пределов слышимости, Задов отвлекся от описания трупа и с большим удовольствием сообщил мне, что Женя недавно пострадал за отсутствие культуры языка.

— Представляешь, Машка, Болельщиков дежурил вместе с каким-то молодым уродом-следователем, тот ужрался в сосиску прямо в главке, они поехали на сексуальное убийство старой бомжихи, и следака сначала под лестницей стошнило, а потом он прямо там и упал. Болельщиков себя чувствовал виноватым, поскольку первый выпить предложил. Вот он и стал спасать положение — сам решил все за следователя написать.

— Ну? И что?

— А то. Наш Димка Сергиенко ему продиктовал «задний проход зияет», а Женя под алкогольными парами записал «задний проход сияет». Дальше от себя добавил — «имеются признаки совершения половых актов в верхний и нижний конец пищеварительного тракта».

— Как-как?

— Ну, то есть в рот и задний проход.

— Удачное выражение, — хихикнула я, — надо будет запомнить.

— Вот. По трезвости до такого не додумаешься. Когда протокол привезли в городскую, его там до дыр зачитали, я уже всех перлов и не упомню. Что-то еще типа «в носовых ходах светлая прозрачная жидкость — сопли». Кто-то из надзирающих прокуроров снял копию — и в экспертно-криминалистическое управление с доброй сопроводительной.

— Да-а, тогда конечно. Левка, давай работать, а то так и просидим тут до морковкиных заговинок, а?

— Как скажете, босс. — Левка снова уткнулся взглядом в обнаженную грудь трупа. — Труп девушки нормального телосложения, удовлетворительного питания. На трупе надето…

Дверь в парадную гулко отворилась. Все, кто еще оставался на месте происшествия, разом обернулись на звук. В парадную влетел мужчина в распахнутом твидовом пальто и ослепительно-белом шарфе. За ним вошли двое молодых людей без пальто, в костюмах, двухметрового роста, с профессионально-бесстрастными лицами. Мужчина направился прямиком к трупу, уронив по дороге Левкин экспертный чемодан, в котором что-то звякнуло и булькнуло. Я привстала с табуретки, удерживая папку с протоколом, постовой милиционер сделал шаг навстречу мужчине, но был сметен с его пути двухметровыми сопровождающими, на лицах которых при этом не отразилось никаких эмоций. Мужчина опустился на колени перед трупом, запачкав брюки кровью, щедро разлитой по полу; в лужу попал и край белоснежного шарфа. Он обхватил руками голову девочки, прижался к ней лбом и зарыдал. Сопровождающие терпеливо стояли над ним. Несколько минут слышались только глухие рыдания. Мы все потеряли дар речи, ожидая, чем кончится эта сцена.

Дверь парадной стукнула еще раз, на пороге возникла фигура в генеральской шинели, и постовой сразу вытянулся во фрунт. Начальник ГУВД окинул взором место происшествия, кивнул постовому и тихо подошел к мужчине, стоящему на коленях. Приобняв его за плечи, он помог ему подняться. Мужчина, обведя всех невидящими глазами, выпрямился и стал заваливаться на генерала. Генерал кивнул охранникам. Один из них, не меняя выражения лица, вытащил из кармана и протянул начальнику ГУВД упаковку таблеток, тот, одной рукой поддерживая мужчину, другой выщелкнул лекарство и предложил мужчине, после чего передал его с рук на руки другому телохранителю, и молодые люди бережно повели мужчину на выход. Генерал подошел ко мне и поздоровался.

— Вы дежурный следователь? — спросил он. Я кивнула. — Это отец девочки…

— Я поняла, — тихо сказала я.

— Сотрудник администрации президента, — продолжил генерал, — здесь в служебной командировке. Ему только что сообщили; он с семьей не живет уже несколько лет, постоянно проживает в Москве…

— Нельзя ли его допросить? — заикнулась я, но осеклась под гневным взглядом генерала.

— Не сейчас, — веско образумил меня он. — О чем вы только думаете?

Он повернулся на каблуках и вышел вслед за сотрудником администрации президента. «Ужас», — подумала я. Самое тяжелое на месте происшествия — это даже не лужи крови и не мозги, размазанные по стенам; вот такие сцены — обезумевшие родители над трупами детей — не дают потом спать по ночам.

Ставя в протокол время окончания осмотра, я машинально отметила, что передежурила уже два часа, а еще надо заехать в РУВД поставить штамп с номером КП на материале, да и невредно допросить свидетелей — все равно дело будет у меня в производстве. А до понедельника свидетели могут что-нибудь забыть.