Читать книгу "Последний завет - Сэм Борн"

— …Нас не заподозришь в большой любви к палестинцам, а их не заподозришь в большой любви к нам, — продолжал между тем премьер. — И, похоже, этого уже не изменишь. Однако…

Охранник бесцеремонно убрал с дороги пожилую пару и попытался дотянуться до Гутмана, но его пальцы схватили воздух в считанных сантиметрах от воротника. Перед самым подиумом люди стояли особенно плотно. Понимая, что дальше ему не пролезть, охранник вновь окликнул Гутмана и попытался ухватить его за рубашку. Тщетно.

Гутман подобрался почти к самой трибуне. Премьер, заканчивавший свою речь, находился теперь от него всего в полутора десятках метров.

— Коби! — во всю силу легких крикнул старик. — Коби! Эй, Коби!

Лицо его от напряжения стало багровым, на шее вздулась толстая вена. Охранники, стоявшие рядом с премьером, меж тем перегруппировались. Двое подошли к нему вплотную с обоих боков, а еще один остановился перед ним, наполовину закрывая его плечом.

И в этот момент еще один охранник, находившийся в толпе репортеров и не спускавший внимательных глаз с Гутмана, вздрогнул. Ему что-то показалось. Он не был уверен, что он это точно увидел. Поэтому он переместился на шаг влево и изо всех сил вытянул шею, пытаясь разглядеть то, что его насторожило. В следующее мгновение он похолодел: Гутман, по-прежнему безуспешно пытавшийся привлечь внимание премьера, полез правой рукой во внутренний карман своего пиджака…

Первый выстрел оказался и последним. Их так учили. Поражение точно в голову, вызывающее немедленную смерть или по крайней мере парализующее жертву, чтобы та, даже рефлекторно, не смогла спустить курок или привести в действие взрыватель спрятанной под одеждой бомбы. Ни одной лишней секунды жизни. Выстрел — смерть. Только так.

Голова Гутмана взорвалась на глазах у десятков окружавших его людей, во все стороны брызнули кровь и мозг. В ту же секунду охрана грубо стащила премьера с трибуны и поволокла к бронированному авто. Митингующие, еще минуту назад бесновавшиеся от восторга, теперь были охвачены диким ужасом, по толпе прокатился панический стон. Одни пятились, другие, напротив, напирали. К месту происшествия мгновенно подтянулось целое отделение полицейских. Взявшись за руки, служители правопорядка заключили труп Гутмана в живое кольцо. Им пришлось непросто: прокатывавшиеся по толпе волны хаотического массового движения ежесекундно грозили опрокинуть импровизированный кордон. Воздух наполнили истеричные вопли, ругательства, детский рев…

Начальник личной охраны премьера стал энергично протискиваться к месту происшествия. Сунув под нос полицейскому свое удостоверение, он нырнул у того под рукой и едва не налетел на распластанное в луже темной крови недвижное тело.

От головы Гутмана мало что осталось, весь его пиджак и рубашка были залиты кровью. Старик лежал лицом вниз, и начальнику охраны пришлось наклониться и перевернуть труп — для того чтобы получить доступ к карманам.

Бывалый вояка смертельно побледнел. Нет, его вовсе не шокировал вид трупа, уж чего-чего, а убитых и искалеченных он в своей жизни навидался. Взгляд его был прикован к правой руке Гутмана, которую тот минуту назад сунул во внутренний карман своего пиджака. И, как теперь стало ясно начальнику охраны, вовсе не за пистолетом. Именно это его и сразило. В правой руке трупа была зажата какая-то вся красная от крови бумажка.

Шимон Гутман не хотел убивать премьер-министра. Он хотел ему что-то сообщить.

ГЛАВА 2

Вашингтон, воскресенье, 09:00

— Подъем, сонное царство, подъем! Нас ждут великие дела!

— Какие, к черту, дела…

— Вставай, вставай, хватит нежиться!

— Не…

— А тебе известно, что ничто на свете не способно так взбодрить человека, как чашечка обжигающего ароматного кофе… выплеснутая на живот?

— Что?! — тут же взвизгнули под одеялом.

Мэгги Костелло рывком села на постели и с трудом разлепила глаза. Она всем сердцем ненавидела утро как время суток и была убеждена, что воскресный сон до обеда необходимо занести отдельной поправкой в Конституцию в качестве священного и неотъемлемого права каждого законопослушного гражданина.

Разумеется, Эдвард был категорически против. Окинув его сонным взглядом, Мэгги решила, что тот был на ногах минимум часа три. Среда меняет людей. Раньше он таким не был. В Африке, где они познакомились, Эдвард дрых днями и ночами, как откормленный домашний кот. Но переезд все изменил. Теперь Эдвард слыл образцовым вашингтонцем и каждый божий день не позже шести часов утра легкой трусцой выбегал из дома. Прижимая к груди скомканную подушку и подслеповато щурясь, Мэгги разглядела его потемневшую от пота футболку. Ну, так и есть. Значит, пока она тут спала и никому не мешала, он уже успел сбегать до парка Рок-крик, покружить там часок-полтора по аллеям и вернуться обратно. Умеют же люди…

— Оторвись от подушки и поднимайся! — приказал Эдвард уже из ванной. — К вечеру мы должны обставить наше жилище до последней комнаты с шиком и блеском! Я уже набросал примерный планчик — что сначала делать, что потом. Помни, у нас на это всего один день. Зато весь.

— Не весь… — еле слышно пробормотала Мэгги, едва сумев разлепить губы. По утрам в воскресенье к ней всегда являлась пара-тройка клиентов, у которых не было возможности выбраться к ней в будние дни.

— Точнее, не весь, — будто услышав ее, прокричал Эдвард сквозь плеск воды. — Не забудь, у тебя сначала встреча.

Мэгги без сил повалилась на постель и подтянула к себе телевизионный пульт. Раз уж ее заставили проснуться в такую рань, это надо чем-нибудь компенсировать. Хотя бы утренним ток-шоу или «Новостями». Блаженно сомкнув веки, она наугад ткнула пультом в сторону телевизора и нажала кнопку.

«…Иерусалим замер в тревожном ожидании после того, что случилось вчера вечером на многотысячном уличном митинге. Напомним, что во время выступления перед собравшимися премьер-министра на него была совершена попытка покушения. Сейчас еще трудно сказать, в какой степени это событие повлияет на переговоры о мирном урегулировании конфликта на Ближнем Востоке, которые продолжаются вот уже несколько дней в Иерусалиме и обещают увенчаться…»

— Дорогая, я серьезно! Твоя парочка пожалует к нам уже через двадцать минут. Я уже обратил внимание, что эти люди никогда не опаздывают.

Мэгги, по-прежнему не размыкая глаз, увеличила громкость. Ведущий Эй-би-си разговаривал то с собкором в Иерусалиме, то с правительственным репортером в Белом доме. Из его слов выходило, что американская администрация прикладывает все силы к тому, чтобы досадное происшествие не отразилось на переговорном процессе.

«Какой ужас!» — подумала Мэгги.

Какой-то дурацкий инцидент, возможно, чистой воды провокация, поставил под угрозу многодневный труд десятков людей, которым удалось наконец посадить израильтян и палестинцев за стол переговоров и вплотную приблизиться к достижению согласия. Нет, речь идет вовсе не о высокопоставленных политических деятелях, госсекретарях и дипломатах — эти-то привыкли вылезать на первый план в самый последний момент, чтобы лишний раз засветить свои физиономии перед камерами и вкусить плоды достигнутого не ими. Речь о рядовых специалистах — психологах и аналитиках, посредниках и переговорщиках, — которые кропотливо и на протяжении многих недель, если не месяцев, трудились во имя того, чтобы эти переговоры стали возможны.