Читать книгу "Ветрогон - Сергей Александрович Плотников"

желая известности и не рассчитывая никого сразить своим остроумием.

Знать не зная, что из-за него я лишусь семьи и нормальной жизни.

* * *

[1] Орфография сохранена

Глава 2

Как же тяжело вести себя адекватно, когда тебе одиннадцать! Вроде бы и помнишь, как оно происходило жизнь назад, но не помогает ничуть. Ибо, с одной стороны, против физиологии не попрешь. Детский гормональный фон — это как «американские горки» с заходом в стратосферу! А с другой стороны, в прошлой жизни мне не приходилось выносить тридцапятилетнего инфантила в качестве папаши. Именно из-за этого… непризнанного гения!.. мне приходилось сейчас торопиться и мерзнуть.

В магазин папашка отправил меня силком, из чистого самодурства: приспичило ему поесть бутербродов с колбасой, и все, хоть трава не расти. Я вызвался пожарить нам обоим яичницу или сварить пельмени из морозилки — нет, ни в какую. Иди-ка ты, сынок-бездельник, в ближайшую бакалею, все равно уроки не учишь, а какой-то фигней за компом страдаешь. Сказать, чем он сам страдает! К сожалению, язык за зубами я не удержал и слишком прозрачно намекнул. Теперь вот вместо курьера ишачу.

Конечно, никакая колбаса родителю не сдалась. Просто он на мне раздражение сорвал. Явился ко мне сначала с газетой под мышкой, глаза сверкают, и начал рассказывать, как здорово некий Вихреснег спас окраины Атомограда-22 от селевого потока: наморозил из тела селя ледяную стену, которая отвела адскую смесь земли, воды и камней в водохранилище.

На наше общее несчастье я уже успел прочесть про этот случай на форуме для атомщиков и их родственников, где у меня по понятным причинам был аккаунт.

— Отвел селевой поток от селезащитных сооружений, скинув со всей глиной и прочей грязью прямо в городские водозаборные сооружения. Три дня прошло, а там до сих водоканаловцы и МЧС в авральном режиме работают, чтобы у АЭС и города вода без перебоя поступала!

— Ты себя умнее журналистов и редакции вообразил, что ли? — с апломбом потряс испорченной туалетной бумагой, пардон, печатным новостным изданием папашка. Это его любимое: тыкать «сам-то ты кто, что критиковать?» — Что, опять в сети вычитал, скажешь? Каждому идиоту веришь, а умным людям…

— Умные люди никогда не напишут в публичной прессе про вину ребенка-волшебника, — с ухмылкой перебил я его. — А то еще случайно прочтет, поймет, какой он… не злодей даже, а дегенерат. И Проклятье его тут же утилизирует, потому что дети-волшебники должны быть хоро-ошими! Все ж знают, как это работает, кроме лохов наивных.

Вот что мне стоило держать язык за зубами, а? Ясно же, что такой ответ его только спровоцирует на какую-нибудь фигню. Но отец за последние месяцы успел меня нереально достать. До пятого класса я жил в школе-интернате при атомной станции, учился там же, а на выходных с мамой папаша совсем по-другому себя ведет. Но с шестого класса пришлось перейти учиться в город и ночевать частенько в квартире вдвоем с отцом — мама-то на смене. Вот тут этот придурок и раскрылся в полную мощь. А еще только конец сентября.

— Дегенерат⁈ — распалился отец в ответ на мою реплику. — Ах ты молокосос! Он наш защитник!

— Орден наш защитник, — отрезал я. — Особенно его боевая авиация и ракетные войска. А дети-волшебники — реликт темных веков, год за годом отбирающий у родителей детей.

— Та-ак! — завелся отец, которому нечем было отбить последний аргумент. — Мало я тебя в детстве порол! Пятый класс с двумя тройками окончил, а туда же — меня жизни учить!

Ох любит он эти тройки мне поминать. Одна по литературе, другая по «художественной культуре» — так у нас называется всякое ИЗО и музыка, сбитые воедино. Рисовал я как курица лапой, пел еще хуже, зато мне понравилась лепка. Тоже косо выходило — зато с душой. Особенно удалась скульптурка училки лит-ры: что-то вроде древнего идола плодородия, с узнаваемыми чертами. Не стоило мне, конечно, её подписывать. А потом фотографировать и одноклассникам рассылать. И приятелям из параллельных классов. Однако надо отдать должное: изошник и литературичка легко могли мне двойки влепить и создать проблем на каникулах. Но пожалели.

Короче, слово за слово, кончилось тем, что папаша погнал в магазин. Я же, распаленный спором, выскочил из дома без куртки: днем, когда я возвращался из школы, было жарко. И тут же пожалел. Сентябрьский день превратился в синеватый прохладный вечер, и, выйдя из магазины со свежим хлебом, молоком и батоном колбасы, я почти что клацал зубами. Вот и решил срезать через парк: так короче. Да и безлюдно там вечером, а мне ни с кем здороваться не хотелось. И так знакомая продавщица — а у нас тут все знакомые — достала: «Привет, Кирюша, как дела?» Терпеть не могу такую назойливость, но здесь так принято. Атомоград-58 — небольшой город, и очень сплоченный. Опасная зона, Орденские земли. Долетевший до искровых башен хищник Междумирья — обычное дело. Как и учебные тревоги. Пару раз на моей памяти и не учебные были…

Наверное, похожая атмосфера была в закрытых «режимных» городах СССР. Откуда я знаю про СССР, когда в этом мире совсем другая история: дети-волшебники летают, Искровые башни стоят, монстры из порталов выскакивают? Так я попаданец. Но это особого значения не имеет. Не был я главой конструкторского бюро или спецназовцем, нет и каких-нибудь других эксклюзивных навыков. Биографию тоже не назвать интересной. Я не призванный герой и вряд ли что-то смогу изменить в своем новом мире. Так что здесь, с тех пор, как начал обретать память о прошлой жизни, я просто продолжил жить как жил. Так и стукнуло мне одиннадцать лет.

И двенадцать бы стукнуло, если бы не этот злосчастный поход за хлебом с колбасой!

В общем, по живописному осеннему парку с его извилистыми дорожками и разноцветными шарами фонарей я шагал, не глядя на окружающую меня красоту. Все мое внимание уходило, чтобы давить рвущиеся из глубин души протуберанцы: накопившееся раздражение требовало выхода, и желательно максимально взрывного. Зрело предчувствие крупных неприятностей, возможно даже таких, которых я сам и устрою. Скажем, если папаша дойдет до рукоприкладства — а тенденция движется в этом направлении — терпеть я точно не буду.

В таком хреновом настроении, с натянутыми, как страховочные тросы на вертикальном спуске, нервами, я был готов к любым неприятностям, даже жаждал их, чтобы спустить наконец пар. И совершенно не удивился,