Читать книгу "Дело о шепчущей комнате - Игорь Евдокимов"

С тех пор моя семья сочла за лучшее комнату больше не использовать.

– Мудрое решение, – усмехнулся Корсаков. – А что же, на вашем веку, значит, ничего подобного не случалось?

– К счастью, нет.

– И комната просто уже лет пятьдесят стоит запертой? Неудивительно, что Анна Ивановна сочла ее непригодной для гостей…

– Нет уж, позвольте! – улыбнулся в ответ на это замечание Волков. – Ни мой отец, ни я ни за что бы не допустили разрухи в родовом гнезде. Мебель и обстановка там старые, безусловно. Но раз в неделю комнату прибирают и следят за порядком. Просто мы завели правило, что дверь остается открытой, а уборку проводят как минимум трое слуг: двое внутри, один ждет снаружи.

– Разумная предосторожность, – уважительно оценил Корсаков. – Тогда позвольте финальный вопрос: а не было такого, что исчезновения сопровождались какими-то странностями? Ну, знаете, непонятные звуки, туманные видения?

– Как я уже говорил, при мне ничего подобного не случалось, поэтому я могу лишь вспомнить старые пересуды. Но, говорят, будущие жертвы исчезновений слышали шепот, будто бы доносящийся из комнаты. Зовущий их. По имени. Да, и что сама дверь после того, как гость пропадал, была холодна как лед.

– Чудесно! Просто чудесно! – с энтузиазмом воскликнул Корсаков. – Скажите, дверь же сейчас заперта? Можете попросить принести ключ?

– Мне не нужно просить, – ответил Волков. – Единственный ключ всегда со мной, в кармане домашнего жилета.

– Вот и отлично! Составите компанию?

И, не дожидаясь ответа, Владимир вскочил с дивана и направился к гостевым комнатам. Леонид Георгиевич растерянно проводил его взглядом, а потом вопросительно посмотрел на Постольского. Тому оставалось лишь пожать плечами. Волков вышел следом, за ним потянулись и остальные гости.

Искомая дверь оказалась средней по левой стороне. Абсолютно обычная, ничем не отличавшаяся от соседних: крашенная в белый цвет, с позолоченной ручкой.

– Замки меняли уже при мне, – пояснил Леонид Георгиевич.

– Хорошо, – рассеянно сказал Корсаков.

Все его внимание сейчас было сосредоточено на осмотре двери. От протянул руку и легонько коснулся ее пальцами. Постольский имел много возможностей понаблюдать за другом и знал, что за этим жестом часто следует какая-нибудь внезапная гипотеза, непременно оказывающаяся правдивой.

Не в этот раз. Владимир потрогал и подергал ручку. Проверил, проходит ли ладонь под дверь (не проходила). Провел пальцами по стыку с косяком. Отступил назад и покачал головой.

– Откройте, будьте любезны, – попросил он Волкова.

– Владимир Николаевич, разумно ли это? – попытался отговорить его хозяин усадьбы.

– Леонид Георгиевич, у вас тут необъяснимая загадка, – повернулся к нему Корсаков. – А я, так уж получилось, обладаю огромным опытом в разоблачении подобных тайн. Так давайте же поможем друг другу. Вы утоляете мое любопытство. Я избавляю вас от страха перед фамильным проклятием. Как вам такое предложение?

Волков неуверенно сделал шаг вперед, извлек из кармана ключ, отпер замок и отступил в сторону. Корсаков распахнул дверь. Рядом с Постольским испуганно охнула Елизавета.

Комната оказалась абсолютно обыкновенной. Однотонные стены, потолок без лишних украшений. У окна – полукруглый столик. Узкая односпальная кровать. Ковер на полу, масляная охотничья миниатюра на стене. В углу – кадка с пальмой.

Возможно, дело было в неярком свете лампы, что держал в руках Волков, а может – в его рассказе, но даже такой непритязательный и аскетичный интерьер вызвал в Постольском неприятное тревожное чувство. Он оглядел спутников и понял, что все они испытывают нечто похожее, даже хорохорившийся Раневский. Все – кроме Корсакова.

Владимир решительно шагнул в комнату и остановился. Постоял несколько секунд, а затем крутанулся на каблуках и обвел собравшихся взглядом.

– Как видите, комната меня не проглотила, – объявил Владимир. Он прошелся вдоль стен, коснулся предметов обстановки, покачал головой и продолжил: – Решено! Я берусь провести здесь ночь и доказать, что это ваше проклятие – чистая фикция. И, возможно, даже разгадать секрет исчезновения людей.

– Эстэвте ваш спектэкль, Кэрсэкэв, – прогнусавил Раневский. – Этэ никэму не интереснэ.

– А вам нужен интерес? – сверкнул глазами Владимир. – Извольте! Вы, гвардейцы, как мне помнится, народ азартный. Как вам такое пари? Сто рублей. С вас, если я разгадаю тайну и приведу доказательства. С меня, если я не смогу этого сделать.

– Пэ рукэм! – ехидно осклабился корнет.

* * *

Пока слуги перестилали кровать и проводили быструю незапланированную уборку, Корсаков и Постольский вернулись в гостиную и уселись на диван. Остальные гости разошлись по своим комнатам, Анна Ивановна удалилась к себе, а Леонид Георгиевич остался присматривать за слугами.

Владимир, с непривычно расслабленным выражением лица, обозревал гостиную. Дольше всего его взгляд задержался на ели. Постольский вынужден был признать, что дерево и впрямь выглядело роскошно: могучее, разлапистое, богато украшенное. В шестиконечной звезде на макушке, как оказалась, скрывалась крошечная фигурка ангела, несущего благую весть. С ветвей пониже свисали многочисленные разноцветные шары. Бусы, изображавшие серебряный иней, бесконечными нитями покрывали всю елку. Кое-где шары заменяли искусно выполненные хрустальные или металлические яблоки, вишни, орехи и прочая снедь. Натуральной еды тоже хватало – видимо, для тех гостей, что посетили обед у Волковых с детьми. Маленькие разбойники успели полакомиться, но то тут, то там все еще висели шоколадные звери (кони, медведи, собаки) или пряничные фигурки с картинками, изображавшими грибы, конфекты[5], домики или сказочных персонажей. Про Деда Мороза не забыли – старик с белой бородой восседал под деревом на подушке из ватного снега.

– Как я, оказывается, по этому соскучился… – тихо произнес Корсаков.

– По чему? Ночевкам в проклятых комнатах? – поддел его Постольский.

– Попридержи шуточки, остряк, мал еще со мной тягаться, – шутливо рассмеялся Владимир, но быстро посерьезнел и широким жестом обвел гостиную. – Вот по этому. Новогодний домашний уют. Не представляешь, как давно у меня не было возможности им насладиться.

– Во сколько, говоришь, тебя начали готовить к семейному делу? – спросил Павел.

– В тринадцать. Но это не значит, что с тех пор я постоянно от Рождества до Святок сидел в какой-нибудь клоаке в окружении разномастных тварей и духов. Не забывай, я же еще и в гимназии учился. Ответственность за хорошие оценки с меня тоже никто не снимал. Нет, мы старались каждый год на праздники собираться вместе. С учебы меня отпускали на каникулы, с двадцать первого декабря до седьмого января. Приезжаешь – а дом уже на ушах стоит. Уборка, стряпня. И так несколько дней. К Сочельнику дом весь вымыт, вычищен, убран. Полы блестят после полотеров. Вся прислуга сходила в баню. Все причастились, приготовили себе к празднику обновы: никто же станет не встречать его в старом, ношеном платье. Ночью шли в часовню, что у речки. Половина дома – помоложе – ко