Читать книгу "Игра души - Хавьер Кастильо"

class="p1">Миллер почувствовал, как земля уходит у него из-под ног, будто под ним разверзлась темная пучина его детских страхов. От самого сердца к горлу подкатил ком. Он увидел неподвижное тело Эллисон, прибитое к красным доскам. Со сложенными одна на другой ногами и раскинутыми вдоль верхней перекладины руками висел труп молодой девушки с каштановыми волосами, голым торсом и поясом, покрытым белой окровавленной тряпкой. Ему еще никогда не доводилось видеть ничего подобного.

Миллер сглотнул, пытаясь представить на этом мертвом, с закрытыми глазами лице улыбку Эллисон с той фотографии, на которую он смотрел в машине, прежде чем отправиться сюда. Ее лицо было наполовину закрашено черной краской, будто на нее надели маску, придававшую ей вид человека, который не хотел ничего видеть. Под крестом на полу разлилась лужа крови, вытекшая из раны между ребер. Голова девочки покоилась на боку, словно она навечно заснула.

Не веря своим глазам, Миллер воскликнул:

– Кто это сделал?!

Глава 3

Нью-Йорк

23 апреля 2011

Тремя днями ранее

Мирен Триггс

Если ты ставишь на кон свою душу, неважно, выиграешь ты или проиграешь: ты никогда не будешь прежним.

Моя издатель не могла поверить своим глазам, когда я кинулась со всех ног к выходу из книжного магазина в надежде найти человека, который оставил мне конверт с той странной фотографией. Полагаю, ей нечасто приходится видеть авторов, которые убегают после автограф-сессии подобным образом. Признаюсь, сама не ожидала от себя подобной реакции. Когда я наконец пришла в себя, то поняла, что стою посреди улицы, задыхаясь от охватившего меня ужаса, и озираюсь по сторонам, пытаясь разглядеть между зонтами прохожих пару глаз, с угрозой устремленных на меня. Даже я не могла бы предсказать собственное поведение.

Согласно договору с издательством, это была последняя публичная презентация, запланированная после публикации книги о моих двенадцатилетних поисках Киры Темплтон, трехлетней девочки, пропавшей в 1998 году во время парада в День благодарения[1]. Неожиданную развязку этого дела я впервые подробно описала в статье «Манхэттен пресс», где на тот момент работала, – самой главной газете Соединенных Штатов.

Я не собиралась писать книгу о Кире и, уж конечно, не думала об этом, когда занималась расследованием. Но я не смогла отказаться от предложения издательства: рукопись, двенадцать презентаций книги и миллион долларов. Я взяла отпуск в редакции, чтобы полностью посвятить себя книге, но пока я ее писала, плавно плыла по течению, которое уносило меня все дальше от газеты и от того, кем я на самом деле являлась. Неожиданный успех поглотил меня окончательно. Сама того не заметив, я оказалась в водовороте нескончаемых интервью и презентаций и в конце концов полностью потеряла контроль над происходящим. По моему плану я должна была вскоре вернуться в редакцию, но постепенно реальный мир и успех книги отдалили меня от того, что заставляло чувствовать себя самой собой.

На одиннадцати предыдущих встречах я вела себя как того от меня ждали: решительно вдавалась в мельчайшие подробности истории маленькой Темплтон, мило отвечала читателям, желавшим заполучить мой автограф на своих экземплярах, вела душевные беседы с владельцами книжных магазинов, сколотивших целое состояние на покупке десяток тысяч книг, которые красовались на витринах и полках с бестселлерами по всей стране. Роман стал самой продаваемой книгой Соединенных Штатов, но этот успех не доставил мне ни малейшей радости. Я не была готова к нему и никогда к этому не стремилась. «Снежная девочка» превратилась в расследование, за которое взялась половина планеты, в тайну целого поколения, жаждущего знать, что случилось с Кирой, что с ней стало потом и, самое главное, страдала ли она. Но боль, которой я наполнила каждое слово романа, была моей собственной болью. Наверное, именно поэтому каждая из двенадцати встреч собирала полные залы.

Нет ничего привлекательнее чужих страданий. От них невозможно оторвать взгляда. Слезы поглощают нас, драма завладевает нашей душой, и прессе это прекрасно известно. На последнюю встречу пришло столько людей, что я даже не заметила, кто оставил на столе рядом с кучей других подарков этот конверт.

Взяв его в руки, я подумала, что это, должно быть, любовное письмо. Какой-то влюбленный фанат слишком увлекся своими фантазиями и пришел к заключению, что написанное в книге явно показывает, что я – идеальная для него пара, с которой ему суждено провести остаток жизни. Сложно придумать что-то более неправдоподобное. Я не могла ужиться даже сама с собой. Кому, как не мне, это знать. Это был обычный коричневый конверт, на котором неровным почерком было написано: «Хочешь поиграть?» Продавщица, помогавшая мне складывать подарки и письма в пакет, тут же подбросила мысль о его романтическом содержании:

– Наверняка одно из этих эротических посланий. Открывайте, посмеемся.

Я не могла вспомнить, кто оставил мне конверт, хотя, по правде говоря, не особо всматривалась в лица. Вокруг стола толпилось несколько десятков людей: они фотографировались и болтали, пока я сосредоточенно подписывала книгу за книгой, внутренне благодаря каждого за поддержку.

Однако от этого конверта веяло каким-то странным ощущением, будто вместе с ним на фоне заиграла мелодия трагического финала. Кривые буквы «Хочешь поиграть?» передавали тот беспорядок, который эти слова уже успели посеять в моей душе.

– Может быть, это сумасшедший поклонник. Говорят, у всех писателей они есть, – шутливо добавила хозяйка магазина.

– Наверняка, – серьезно ответила я.

На самом деле эти два простых слова, казалось, могут поднять на воздух всю мою жизнь. Что-то внутри меня не хотело в это верить и всеми силами желало найти внутри нечто хорошее. Во время презентации меня окружало столько восхищенных взглядов и столько добрых слов, что моя разбитая душа с жаром уцепилась за этот свет, который, похоже, уравновесил увязший во тьме мир.

Я открыла конверт и просунула пальцы внутрь. На ощупь в нем не было ничего опасного, лишь холодная, мягкая бумага. Но когда я достала ее, то увидела нечто, что заставило меня похолодеть от ужаса. Это был темный, смазанный полароидный снимок, сделанный, по-видимому, внутри какого-то фургона. С фотографии на меня смотрела светловолосая девочка с кляпом во рту. Снизу на белом фоне тем же кривым почерком было написано: «Джина Пебблз, 2002».

Пальцы все еще дрожали, когда я, стоя посреди улицы со снимком в руках, всматривалась в лица прохожих, пытаясь узнать кого-нибудь с автограф-сессии. Как и всегда, в самые ужасные моменты жизни шел дождь, обернувший все мои старания в пыль. Капли падали с неба, словно слезы. Два десятка зонтиков выстроились стеной по обе стороны