Читать книгу "100 великих крылатых выражений - Александр Владимирович Волков"

в Коринфе новый конгресс Панэллинского союза. Это собрание должно было подтвердить наследственные права Александра.

Так и произошло. Представители всех греческих городов, кроме спартанцев, не приехавших на конгресс, послушно выполнили все, что от них требовалось. «Аншлюс» Греции был подтвержден. Как саркастично писал свидетель австрийского «аншлюса» 1938 г. австрийский историк Фриц Шахермайр, «испуганные греческие города старались превзойти друг друга в выражении верноподданнических чувств и уверяли царя в своей лояльности».

Кроме того, конгресс 336 г. до н. э. еще раз принял решение о войне против персов. Перед двадцатилетним царем, назначенным, как и его отец, стратегом-автократором в грядущей войне, открывались блестящие (но и опасные!) перспективы. Он призван был совершить подвиги – или героически погибнуть. Сокрушить Персидскую державу – или быть раздавленным ею. Он был, словно одинокий гоплит, с копьем наперевес бросившийся на стену крепости. Треск сломанного копья, свист летящих навстречу стрел – вот что, вероятнее всего, ждало его в этом походе, куда греки с затаенной радостью отправляли своего покорителя.

Любого стороннего наблюдателя такая перспектива ужаснула бы. Но царь с радостью и надеждой ожидал будущего. И вот тогда, по легенде, он встретил человека, который ничего не ждал от будущего, отвергал эту иллюзию, мешавшую людям жить, а жил настоящим. Царь встретил Диогена.

В сопровождении нескольких приближенных Александр III, получивший блестящее образование (его наставником был Аристотель), решил лично отправиться к мудрецу Диогену, жившему в Коринфе.

В наши дни его затея наверняка была бы обречена на провал: Диоген давно содержался бы в психиатрической клинике – настолько неадекватными казались его поступки.

По словам греческого писателя-моралиста Теофраста, Диоген понял, как надо жить, присмотревшись однажды к мышонку, который не нуждался в подстилке, чтобы спать; не пугался темноты; не искал наслаждений. С тех пор он жил под открытым небом и спал на плаще, что был его единственным одеянием. По сути он был нищим, бездомным человеком, но природный ум и хорошее философское образование (он был учеником Антисфена, который, в свою очередь, учился у Сократа) превратили этого «бомжа», поселившегося в громадном пустом сосуде (по распространенной ошибочной версии, в бочке), в остроумного мудреца, любившего хлесткие, презрительные фразы и неожиданные поступки. Ему нравилось шокировать и озадачивать окружающих так, что те поневоле считали его безумцем.

Он проповедовал, что человек может быть счастлив, лишь когда откажется от всего материального и будет жить в согласии с природой. Сам он виртуозно избавился почти от всех предметов, которыми мы пользуемся в обыденной жизни. Он даже выбросил чашу, из которой пил, увидев, как мальчишка пьет воду из ладони. Ел тоже с руки. Питался, чем придется: сырыми овощами, которые подбирал во время прогулок, оливками, поднятыми под деревом, сорванными где-то травами и бобами. Он жил так же легко и свободно, как живет любой зверь, или, говоря евангельским языком, жил подобно «птицам небесным» и «лилиям полевым».

Себя Диоген называл κύων – «собака» (отсюда название его философской школы – «киники»). Киники считали, что человек ни в чем не должен зависеть от общества, а потому отвергали все, им созданное, – политику, религию, искусство, традиции и приличия. Они отрицали все общепринятые ценности.

Эта манера поведения так шокировала современников, что слово, именующее ее, глубоко укоренилось в языке. Мы и сегодня, две с лишним тысячи лет спустя, называем «циничным», то есть «киничным», человека, который оскорбляет все, что нам дорого.

Жизнеописание Диогена Синопского, оставленное античным биографом Диогеном Лаэртским, изобилует абсурдными сценами. «Желая всячески закалить себя, летом он перекатывался на горячий песок, а зимой обнимал статуи, запорошенные снегом. […] Однажды он рассуждал о важных предметах, но никто его не слушал; тогда он принялся верещать по-птичьему; собрались люди, и он пристыдил их за то, что ради пустяков они сбегаются, а ради важных вещей не пошевелятся. Он говорил, что люди соревнуются, кто кого столкнет пинком в канаву, но никто не соревнуется в искусстве быть прекрасным и добрым» («Жизнь, учения и изречения знаменитых философов», VI, 2).

Александр Македонский перед Диогеном.

Художник И. Ф. Тупылев. 1787 г.

На вопрос о том, где в Греции ему довелось видеть хороших людей, категорично сказал: «Нигде». Однажды он принялся даже звать: «Люди, люди!» А когда его обступила толпа, стал прогонять собравшихся палкой, приговаривая: «Я звал людей, а не мерзавцев». Приведенный в дом к богачу, он осмотрелся и плюнул ему в лицо, добавив, что не нашел в его доме места хуже.

В своем стремлении свести жизнь человека к «самым элементарным», «первичным» потребностям, уподобить ее жизни животного Диоген решительно порывал со всеми табу, во многом опередив не только свое, но и – приходится говорить с опаской – наше время.

Столь же радикален он был и в политике. Призывал упразднить все государства. Говорил, что люди не должны связывать себя ничем с родной страной – следует быть «людьми мира», космополитами. Традиционное образование считал пустячной, ненужной тратой времени.

Как и многих, кого за глаза называли ненормальными, его волновала проблема безумия. Для себя он решил ее так: стал звать сумасшедшими тех, кто живет не так, как он: не ходит с сумой, не пренебрегает условностями, а заботится о том, как разбогатеть, да какое впечатление произвести на других, да что эти другие скажут о нем. Эти фальшивые цепи тщеславия вкупе с чужими пересудами не дают большинству людей жить своей жизнью, принуждая их быть рабами целого света.

Сам он к чужим мнениям относился наплевательски. Во всем мире для него не было никаких авторитетов. Говорили, что во время войны греков с македонянами Диоген попал в плен и был приведен к Филиппу. Тогда на вопрос царя, чем он занимается, он ответил неслыханными словами: «Слежу за твоею ненасытностью». Изумленный царь отпустил его.

Несомненно, что подобная манера поведения и привлекала к нему юного Александра III, который, только-только придя к власти, все еще оставался зависим от окружавших его людей. Он тяготился опекой и не хотел считаться ни с чьим мнением – так, как это делал Диоген. Говорят, что царь даже сказал: «Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном».

Со временем став всесильным, грозным монархом, он научится вести себя с людьми, как Диоген. Отныне он будет смотреть на человечество сверху вниз. Для него будут существовать лишь он сам – солнце, воссиявшее над покорным ему миром, – и его подданные, которые должны слепо повиноваться светилу, иначе будут испепелены им. Пока же юный царь задумчиво бродит по Коринфу, высматривая Диогена…

Об их встрече впоследствии поведали