Читать книгу "Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев"

Черт бы унес этого княжича! Голицыны стояли противу князей Долгоруких лет, почитай, двести. Надо, надо было старому дураку этого молодца спровадить в подклеть и рвануть на дыбе. А письмо ему от императрицы схоронить до Петербурга. Князь Долгорукий потщеславился бы такой оказии. Повернувшись к столу, Мятлев онемел: майор рассматривал письмо Государыни с его именем.

— Отдай назад, варнак! — только и крикнул Мятлев.

И хмарь пала на его голову, когда он услышал в ответ:

— То ты воруешь, губернатор! Личное ко мне императрицыно послание как ты мог задержать со вручением адресату? Мне?

— Обожди, князь, обожди ты кричать. Я же не с умыслом, а от страха перед новым правлением поостерегся тебе про письмо сказать. Желал выведать про тебя!

Не слушая тех покаянных слов губернатора, Артем Владимирыч сорвал печати и припал глазами к плотным строчкам черных восточных чернил. Об пол глухо стукнулся свежечеканный золотой кружок. Откатился к ногам Мятлева. Губернатор поднял золото.

— Сия медалия отбита в честь восхождения на престол Императрицы всероссийской Екатерины Алексеевны, — сообщил между прочим Гарусов, — а презентуется медалия вам, Ваше превосходительство.

Мятлев схватил со стола письмо с предписанием о ссыльном майоре и нашел строки:

«… в поименном списке, составленном по личному Моему разумению, Ваша, Губернатор, фамилия. За твердое поведение и неустанную заботу о землях Наших, Сибирских, присуждена сия памятная медаль о восшествии Моем на престол Российской империи. Почетный знак Вам передаст, с особым на то уведомлением, князь Артем Владимирыч Гарусов…»

У Мятлева протекло под мышками. Занемел левый висок. Ох и страшна в хитрости своей новая Императрица. Поистине древней, варварской хитростью страшна. Ибо, забив в подвале ссыльного майора, не удержался бы Мятлев в столице и, от тщетности своей попасть в ближний круг при дворе, медальку сию точно бы на мундир нацепил.

И пропал бы в подвалах шустрого сыскателя воровства Степки Шишковского. Ведь послана медаль в майоровом письме, а ежели майор втуне погиб, то как же медалька у губернатора оказалась? Только путем воровским. В кандалы вора-губернатора! На плаху!

— Ваше сиятельство! — влажным голосом пропел Мятлев, — укажите старому служаке, что матушка Императрица писать к вам изволила?

Артем Владимирыч согласно кивнул и загнул верхний угол бумаги. В углу стояло лишь латиницей написанное слово: «Konfidenz!»

— А что мне потребно от вас, губернатор, то Императрица изволила вам о том писать. Сами и чтите!

Мятлев, спотыкаясь, зачитал вслух сухие, канцелярского строя строки официального себе наставления:

«… что князь Гарусов укажет, то ему, Мятлеву, делать без промедления и прения. С тем и ожидать, непременно, явления нового губернатора Сибири Соймонова, и дело то, государственной силы и ответственности, Соймонову передать, как наипервейшее. А без передачи дела с губернии не отъезжать, и по прибытии его, Мятлева, в Санкт-Петербург, донести обо всем потребном Императрице лично».

— О чем донести надо, князюшка? — тоскливо спросил губернатор. — Ничего не пойму я. Новые, видать, времена пришли в Россию. Совершенно того дела не смекну.

— А ничего смекать и не надо, Ваше превосходительство! — хохотнул вполне счастливо ссыльный майор. — Я сам вам укажу, что делать. По прибытии обоза. А вам лишь надо меня, и опосля сего дня, считать ссыльным лицом и сей факт убедительно доказывать сторонним людям.

— Как же так? Ведь опала с Вашего сиятельства снята?

Андрей Владимирыч ласково заправил листы императрицына письма за подклад мундира:

— Про то только Государыня ведает! Дурень стоеросовый! — грубо крикнул в лицо Мятлеву Артем Владимирыч. — Сказано — ссыльным считать, значит — так и считай! И караул зови! Ссыльный майор Гарусов домой отбыть желает!

***

Егер, помятый утром солдатами при попытке отбить барина, счастливо гукнул татарским кличем при виде Артема Владимирыча, появившегося в дверях избы.

— Отпустил губернатор? — бестолково спросил Егер барина, потирая разбитое плечо.

— Это я его отпустил, — ответствовал князь.

— Но! Разве так деется? — удивился Егер.

— С нонешнего дня только так! — туманно ответил Артем Владимирыч. — Вот что, Егер. За момент, для меня счастливый, можешь пробежать до почтовой конторы и взять мою почту. Доверяю, стало быть.

— От Лизоньки письмо тебе, барин, может быть, толстое… вдруг. Не донесу ведь его — без поддержки своих внутренностей!

Князь стал оглядываться — искать в избе что потяжелее. Не нашел.

— Ладно, — согласился князь, — из почтовой конторы можешь пробежать мимо царева кабака и отметиться чарой водки.

— Двумя, — быстро сказал Егер.

— От, лешак окаянный! Ну, двумя! Только, слышь, ушкуйник! Если опять за тобой судейские придут по следу увечья пяти человек, я сам тебя отдубасю. И не шутя!

— За пятью увечными ноне судейские не придут, — заверил барина Егер. — Но за тремя — могут.

Он ловко отбил плечом пущенный барином полупудовый валек и рванул по улице в сторону городского детинца.

Заперев за Егером дверь, Артем Владимирыч затеплил ковчежец с земляным маслом и принялся подробно изучать письмо новой российской Императрицы.

Два листа половинного формата он перечитывал, часто отрываясь для думки, до глубоких сумерек. То, что просила совершить Царица Екатерина «во имя спокойствия государства Российского и спасения народа русского от ига иноземной религии», Артема Владимирыча воспалило. Последние строки письма о будущей награде и потрафлении его фамилии князь Тару сов определил для себя как неважные и стал перечитывать суть послания снова.

Егер все не приходил. Не с чем, видать, было ему идти ко князю. Не с чем…

Когда Артем Владимирыч услышал в соседском дворе Хлынова понукание и скрип саней, решился. Прямо на рубашку накинул тулуп, сунул ноги в валяные обрезки и выскочил на улицу.

Хлынов неспешно обтирал выстаивающего битюга. Конь требовал воды. Кержак мягко ему протестовал.

Увидев совершенно здравого соседа, Хлынов обрадовался:

— А на переезде ноне баяли, что ты, княже, в яму спущен, на цепь заперт. Али врали люди?

— А когда они правду знали? — хитро спросил Артем Владимирыч. — Ладно, Хлынов. Моя посуда у тебя, позволь у тебя и отужинать?

— Спаси, Боже, тебя, Владимирыч! Когда же я тебе отказать мог! — радостно шепнул старовер. А в голос сурово крикнул подворного мальчонку и приказал тому дообиходить коня.

На стол в горнице Настасья Старая выставила запасы соленых грибов, вяленой рыбы и особой, в русской печи томленной, оленины. Артем Владимирыч глотнул слюну и, близко подсунувшись к уху Хлынова, шепнул про томную боль в пояснице. Старик, понимающе моргнув, пошел в кухонный закут избы. Вернулся он со склянкой темного стекла и