Читать книгу "Год теней - Клэр Легран"

этом не большой помощник. Я могу убирать со столов. – Я вонзила кончик угля в салфетку. – Мыть посуду, подметать. А может быть, даже печь печенье или что-то в этом роде.

Мистер Барски положил ладонь на мою руку, чтобы я прекратила черкать.

– Конечно, ты можешь у нас работать, Оливия, – произнёс он своим обычным голосом, тёплым и бархатным. – Мы будем рады помочь тебе. Как насчёт двадцати долларов в неделю? Приходи после школы.

Я откашлялась:

– Я могу только с понедельника по четверг. Когда начнётся сезон, по вечерам мне надо будет присутствовать на концертах. Нонни хочет, чтобы я их посещала.

– Хорошо, – сказала миссис Барски.

– И после школы я, наверное, смогу оставаться ненадолго. – Мой голос звучал всё тише и тише, пока наконец даже я сама не могла расслышать своих слов. – Ну понимаете, чтобы успеть сделать уроки, а ещё мне надо приготовить ужин и уложить нонни спать. К тому же мне нужно время для рисования. – Я не стеснялась говорить с владельцами кафе о рисовании. Раньше я приходила сюда специально для этого и садилась за зелёный столик в форме звезды в углу. Иногда мистер Барски, вальсируя между клиентами, ставил передо мной овсяное печенье с изюмом.

– Что, если полчаса после школы? – предложила миссис Барски. – Или сорок пять минут, если народу будет мало и тебе не зададут много уроков?

– Отлично, – прошептала я. – Спасибо.

Мистер Барски похлопал меня по руке, и Джеральд гаркнул: вошли новые посетители – студенты университета. Я выудила из сумки очки и надела их – может быть, так они не станут смотреть на меня.

– Возьми. – Миссис Барски перехватила меня по пути к выходу и, положив мне в ладонь двадцать долларов, сжала мою руку так, что купюра оказалась в кулаке. – Считай, что это премия за устройство на работу. Купи себе что-нибудь для подъёма духа, хорошо?

Я переступила с ноги на ногу. Если я сейчас же отсюда не уберусь, то разрыдаюсь, как жалкий ребёнок.

– Спасибо, миссис Барски, – быстро поблагодарила я и выбежала на улицу.

Единственный плюс жизни в концертном зале – это множество лестниц, скульптур и причудливых архитектурных элементов, которые можно рисовать с натуры, чтобы практиковаться.

Спрятав полученные от супругов Барски двадцать долларов в коробку с одеждой, под нижнее бельё, где никто не стал бы их искать, я направилась в вестибюль к большой лестнице. Сегодня я планировала сделать эскизы ступеней, а это казалось непростой задачей, поскольку лестница была изогнутой.

Проходя по западному фойе, я заглянула в открытые двери зала.

На сцене копошилась группа людей, переговариваясь, расставляя пюпитры и задувая тёплый воздух в холодные металлические трубы инструментов.

Музыканты вернулись.

Летом оркестранты всегда были в отпуске, подобно футболистам, которые не играют весной. Некоторые коллективы выступали и в летние месяцы, но на особых мероприятиях, например на поп-концертах и детских представлениях.

У нас, однако, денег на это не было. Филармония на лето закрывалась, лишь иногда Маэстро приходил сюда покопаться в музыкальной библиотеке и «отдохнуть в тишине и спокойствии». Я не понимала, от чего именно он хотел отдохнуть, в нашем доме царила полная тишина с того самого утра, когда ушла мама, – тогда я проснулась и нашла Маэстро за кухонным столом: он сидел опустив голову на руки, а перед ним стояла чашка холодного кофе.

Обычно я подходила поздороваться с музыкантами – обнять Хильду Хайтауэр, позволить Ричарду Эшли взъерошить мне волосы, отчего в животе у меня всегда порхали бабочки, поскольку он ещё и улыбался мне.

Но не сегодня. Сегодня я осталась в тени. Если оркестранты ещё не знают, что мы продали дом и переехали в филармонию, то скоро им станет это известно. А я не хочу, чтобы они смотрели на меня с сожалением, не хочу слушать их сочувственные слова или, ещё хуже, уверения, что всё образуется.

Тут я услышала голоса из другого конца фойе и скользнула за колонну у стены. Из-за угла появились Маэстро и Ричард Эшли.

– Маэстро, ты шутишь, – говорил Ричард с разгневанным видом. – Это неподходящее место для жизни двенадцатилетней девочки, не говоря уже о восьмидесятилетней старушке.

– Я ничего не мог поделать, – ответил Маэстро.

Некоторые музыканты на сцене застыли, услышав разговор на повышенных тонах. Маэстро хлопнул в ладоши:

– Что вы уставились? Начинаем в пять!

– Отто, – прошептал Ричард, – неужели всё действительно настолько плохо?

– Да. – Маэстро провёл руками по сальным чёрным волосам. – Если этот сезон пойдёт так же безуспешно, как предыдущий… я не знаю, что будет. Перспективы финансирования скверные. Пожертвования прекратились. Даже у наших постоянных спонсоров теперь нет денег. – Он сунул руки в карманы. – Нам нужен всего год, чтобы снова встать на ноги, и тогда дела пойдут на лад. В следующем году положение улучшится, и я снова перевезу Оливию и её бабушку в пригород. Нам нужно чуть-чуть времени.

– Ты правда думаешь, что в этом году что-то изменится? – спросил Ричард.

Маэстро, ничего не ответив, взглянул на него и зашагал к сцене.

Когда он ушёл, Ричард вздохнул. Я, видимо, пошевелилась, потому что он сощурился и заглянул за колонну.

– Оливия! – Он одарил меня блестящей улыбкой, которой мама всегда советовала мне остерегаться: Ричард – «типичный трубач», а значит, ещё тот чаровник, что бы это ни значило. – Как ты провела лето?

Мне захотелось скукожиться и исчезнуть. Он явно волновался из-за того, что я слышала их с Маэстро разговор; голос у него звучал приветливо и слишком радостно. И почему мне не стоялось спокойно?

– Ну так. Нормально. – Я крепко прижала к себе альбом. – Я много рисовала.

– Ничего другого я и не ожидал от моего любимого художника. Покажешь мне как-нибудь новые работы?

У меня вспыхнули щёки.

– Хорошо.

– Вот ведь как, Оливия. – На лице Ричарда появилось странное выражение. Он прочистил горло и оглянулся на сцену, где Хильда Хайтауэр полировала раструб своей валторны, а Михаил Орлов вынимал из футляра контрабас. Хильда помахала мне, я ответила тем же и, понадеявшись, что они не станут подходить ко мне, начала медленно пятиться. – Я просто хотел узнать, как ты, – сказал Ричард.

– Зачем?

– Твой папа рассказал нам, что случилось летом, – о продаже дома и о переезде.

В животе у меня что-то ёкнуло.

– А, ну да.

– Мне очень жаль это слышать, Оливия. – Ричард сжал мне руку. – Не знаю даже, что сказать. Папа говорит, ты теперь живёшь за сценой?

Услышать это было ещё мучительней, чем жить в филармонии, но я не собиралась плакать перед Ричардом Эшли.

– Всё