Читать книгу "На самых дальних... - Валерий Степанович Андреев"

встать, произносится очередной спич в Валькину честь, и я остаюсь на месте.

На следующий день разыгрался настоящий шторм. Огромные волны с упорной последовательностью обрушивались на стальную коробку парохода, и наш в общем-то немаленький «Балхаш» швыряло, словно жалкую лодчонку. С каждым новым ударом нас основательно встряхивало, а вода каким-то чудом просачивалась через наглухо завинченный иллюминатор и стекала на стол. Встать и двигаться без риска быть тут же сбитым было просто немыслимо. Спать уже давно никто не спал, но подняться тоже не было сил. Я не рисковал отрывать голову от подушки: сразу начинало мутить и к горлу подкатывала противная тошнота. Есть и шевелиться совершенно не хотелось, даже книги были заброшены. Шторм не утихал и весь следующий день. Шли пятые сутки нашего необычного путешествия.

Володька Матросов несколько раз настойчиво пытался поднять наш общий тонус, но, кроме жалких улыбок, ему больше ничего не удавалось выжать из наших побледневших физиономий.

— Это все оттого, что ты нас морил голодом, Матросов, — выдавливал из себя Димка и падал на подушку в изнеможении.

Поразительно, но из всей нашей компании один лишь Володька сохранил способность двигаться и успешно бороться с качкой. Он доставал кипяток, мастерил нам сложные, замысловатые бутерброды и регулярно приносил новости: «Дрейфуем в море. До Курил — еще сутки пути. С кормового трюма сорвало брезент…»

Наутро неожиданно стих ветер. Правда, покачивало по-прежнему: разыгравшееся море никак не могло успокоиться. Мы с горем пополам поднялись на палубу, на свежий воздух. Вокруг, насколько мог видеть глаз, все было в сплошных белых пятнах-барашках. Сквозь густую завесу сизых туч едва пробивалось солнце, холодное и чужое.

Мы собрались к столу. Запасы у нас кончились. Денег не было. Валька грыз сухарь, Димка вспоминал аппетитный вкус биточков «арагви». Наконец появился загадочно исчезнувший куда-то Матросов. Физиономия его почему-то глупо сияла.

— Ну-с, господа путешественнички, прошу облюбовать новую прическу. На предмет ношения. — Он снял фуражку и театрально поклонился. — А-ля Курилы!

Мы едва посмотрели в его сторону. Вместо роскошных волос на голове нашего отчаянного оптимиста торчала коротенькая неровная стрижка. В другое время и при иных обстоятельствах не миновать бы Матросову наших шуточек и издевок, но теперь это не вызвало у нас абсолютно никаких эмоций. Тонус иссяк. Сраженный таким небывалым равнодушием, Володька как-то сразу сник, хотел привычным жестом поправить свою былую шевелюру, но тут же опомнился, отдернул руку и в сердцах произнес:

— Пижоны! Стоило ли из-за ваших кислых рож рисковать приличной прической!

К вечеру пароход ожил. Врубили музыку, вовсю заработали рестораны, в кают-компании объявили танцы.

Мы немного поразмыслили, прикинули силы и возможности и двинулись на танцы. Дорога в кают-компанию вела мимо ресторана первого класса. Боже мой, какие запахи неслись оттуда! Мы с меланхолическим видом благополучно миновали (чего это нам стоило!) эти врата рая, но нас остановил метр.

— Милости просим, товарищи офицеры! — Его угодливая физиономия лоснилась как никогда. Лицемерная образина, он прекрасно, конечно, знал всю непривлекательность нашего положения на сегодняшний день и тем не менее решил поиздеваться.

Но мы сдержали себя. Мы умели держать себя в руках, когда это было необходимо, этого у нас не отнимешь. Мы даже могли любезно улыбнуться этому типу и с равнодушным видом сказать примерно следующее:

— Мы только что прекрасно отобедали у себя в каюте.

— Володькиной прической, — вполголоса добавил Димка, и мы двинулись дальше.

— Но может, вы все-таки зайдете поужинать… — Теперь он уже в открытую смеялся над нами.

Это уже было слишком! Димка осторожно взял метра за черный лацкан и вытащил его в коридор.

— Фатит, фатит, а то как фачу форостиной по фосту, — раздельно произнес Димка в самое удивленное метрово лицо и, понизив голос, добавил! — А девчонку ты оставь в покое. Понял?

— Я вызову, я позову, я ничего… — лепетал покрасневший от натуги метр.

Димка отшвырнул его, и мы продолжили свой путь.

Верочка сидела с нами в кают-компании за шахматным столиком и, всхлипывая, рассказывала, как метр, этот старый лис, постепенно прибирал ее к рукам. Потом Верочка успокоилась и говорила, что он, этот Ярошенко, один-одинешенек, жена его бросила, словом, все то, что и он ей напевал на досуге, и было видно, что она его очень жалеет в этот момент, как жалеет она и Володьку, который поминутно твердит ей о высадке на Курилах. И мне становится вдруг невыносимо душно в кают-компании, за этим столиком, и я ухожу на палубу, на свежий воздух.

Была ночь. Последняя ночь перед нашим прибытием.

«ЗЕМЛЯ!»

Это слово, невесть кем брошенное в гулкую пустоту нашего твиндека, вытолкнуло меня из теплых нар. Ребята были уже на ногах и молча, деловито собирались. Сосредоточенно посапывал Матросов. В иллюминатор сочился слабый, разжиженный свет. Вода монотонно, точно кувалдой, молотила в борт. С каждым таким ударом захлестывало иллюминатор, и делалось совсем темно. Было такое ощущение, что мы откуда-то сорвались и летим прямиком в бездну. На миг я усомнился в реальности происходящего. Мне вдруг представилось, что мы снова в училище и очередная боевая тревога подняла нас среди ночи. Сейчас последует команда «Строиться», и молча, без суеты, мы станем в шеренги, в ряды и уйдем в слякотный, неуютный мрак бездорожья. Будем неудержимо штурмовать «вражескую» оборону, форсировать водные преграды, бежать в противогазе по «зараженной» местности и валиться с ног от усталости во время коротких перекуров. А потом где-нибудь в лесу или в поле на рассвете нас догонит походная кухня. Какое блаженство после трудов ратных лежать где-нибудь в лесочке под кустом и под плоские шуточки штатного остряка-самоучки уплетать за обе щеки свою порцию «кирзы» с тушенкой! Какое это блаженство, братцы!

Гулкий топот бегущих по трапу людей вернул меня к действительности. Стряхнув с себя остатки сна, мы, как мальчишки, наперегонки бросились вслед за всеми на палубу.

В предрассветной дымке медленно и скупо прорезались очертания неведомой, загадочной земли. Чуть заметным голубым абрисом рисовалась ломкая линия гор и перешейков, выделялись геометрически четкие силуэты вулканов, все это как бы парило над темными водами океана, едва высветленного утренним неярким небом. Прошло еще не менее двух часов, прежде чем все мы, стоящие на палубе, смогли воочию увидеть, какая она, эта долгожданная курильская земля.

Мы шли вдоль острова, который на карте был похож на большую черную рыбу. Название его на языке айнов, древних обитателей Курил, означало «лосось». Мои скромные познания Курил ограничивались скупыми сведениями из Большой Советской Энциклопедии, почерпнутыми к тому же буквально накануне отъезда из Москвы, когда я,