Читать книгу "Ромашка. Легенда о пропавшем пирате - Гастон Буайе"

Маргариты.

Едва он открыл люк, я услышала какой-то шум.

– Эй, – пробормотала я ему в спину.

Он замер и опустил люк. Снова мрак. Я поднялась по лесенке и положила палец ему на губы. Надо было молчать! Именно сейчас!

Скорчившись под люком, я прислушалась. До нас доносились голоса. Через несколько секунд, когда они удалились, я рискнула приоткрыть люк. Голоса принадлежали женщинам: они звонко и весело щебетали. Успокоившись, я знаком велела Эю не двигаться и ползком вылезла наружу. В кустах ежевики никого не было. За редким орешником один из голосов завел песню, прервавшись вдруг смехом и шутками. Там всего лишь прачки! Я вернулась с отчетом к Эю. Он вылез из туннеля, осторожно закрыл люк и завалил вход валуном. Мы посидели какое-то время в кустах ежевики, не замеченные никем, пока я не сообщила Эю, что тишина восстановилась и путь свободен.

Это был чудесный и длинный день!

3. Гроб

– Интересная книга?

Дедушка с ума сходил от любопытства.

– О чем там, в этом твоем Евангелии?

– Я мало что понимаю. Очень много разных героев. Но больше всего тут написано об Иисусе.

– Что еще за Иисус?

– Сын Марии, ну и вроде как сын Господа.

– Погоди, Маргаритка, Иисус – это сын Бога, все это знают.

– А Господь и Бог – не одно и то же?

– В этой книге – да, – с уверенностью ответил Дедушка. – Но если ты хочешь понять лучше, то тебе бы спросить у отца Самюэля. Он же священник, он всю жизнь потратил на эту Библию. А Библия, девочка моя, – огроменная книга…

– Что такое священник?

– Священник? – Дедушка растерялся. – Ну, во-первых, у него должен быть хорошо подвешен язык. Потому что болтать ему приходится много. Он научит жизни тебя и даже меня, старика, хотя у него еще молоко на губах не обсохло. Он все знает, потому что все написано в Библии. Ума не надо. Он вроде сопляка, который решил выйти в море, а сам ни разу не ходил под парусом, садится в углу и командует всеми направо-налево: ты затягивай шкоты; ты ставь паруса; ты делай то, ты делай это. А если вдруг случится, что надо помочь, даже не надейся, он и зада не поднимет – так и будет сидеть и болтать, только громче. Короче, не бери в голову, отец Самюэль все равно нам помогает.

– А отец Самюэль – священник?

– А я тебе о чем? Священник, конечно. У него есть его Библия и все такое. Кстати, он все талдычит о том, что лучше бы тебе пойти в воскресную школу вместо того, чтобы торчать тут целыми днями с двумя старыми пиратами. Наверное, он прав.

– Забавно, – сказала я, – только что прочитала, что Иисус попросил рыбаков бросить свои сети и последовать за ним. И представь, они бросили сети и пошли!

– А я тебе что говорил? – проворчал Дедушка. – Ох уж эти священники, вечно суют свои любопытные носы в чужие дела!

Мы смогли поговорить, потому что был не сезон и сад отдыхал. Эй таскал меня время от времени на свою верфь – там все двигалось медленно. Иногда находилось какое-нибудь задание для меня. Как мы и условились, о гроте я не обмолвилась даже Дедушке, а он, в свою очередь, не задавал вопросов. Но едва он видел, что я болтаюсь без дела, пока Эя нет дома, тут же усаживал меня за чистописание. И тогда начинал командовать: тыкал в воздух своими спицами, диктуя мне любые слова, какие только придут ему в голову. Иногда он кончиком спицы тыкал в какое-нибудь слово в Евангелии, чтобы я его переписала. Мне приходилось корпеть так, будто это был вопрос жизни и смерти.

– Пиши. Снова пиши. Плохо, заново! Я не так говорил, ошибка, заново!

Это какая-то пытка…

– Ты ж не устаешь, пока с отцом целыми днями пропадаешь?

Он плюнул на очки и вытер их о штаны.

Любопытно: они разговаривали обо мне, когда я уже спала? Что знал Дедушка о планах Эя? Едва проснувшись, я теперь тут же проверяла, на месте ли ключ у камина. Если там его не оказывалось, я понимала: Эй в гроте. Как бы мне хотелось всегда быть вместе с ним… Когда он возвращался, я ходила вокруг него. Этот человек уже умел жить со своей тайной, а мне только предстояло этому научиться. Он вел себя одинаково, когда возвращался из порта или с верфи. Или когда шел из своей комнаты на караул или с караула в комнату. Ни движения в нашу сторону.

Дедушка поворачивался к нему спиной. Я знала, что он обижается.

– Пойдем, внучка, поднимемся на скалу.

Его любимое место находилось на пару метров выше дома.

– Возьми шаль и шапочку, солнце садится.

Оттуда можно было рассмотреть бо́льшую часть города, порт и море. Но я смотрела только на Эя. Он появлялся на пороге и начинал свой обход, который показался бы странным, если наблюдать в первый раз. Эй обходил каждый угол дома, медлил там какое-то время. Потом долго глядел на крыши домов, над которыми нависала наша скала. Затем он шагал туда-сюда у ее подножья, осматривал набережные, доки и море, в котором шныряли лодки и пароходы. Вдруг хлопала дверь – и он исчезал из вида. В голову мне ничего не лезло, кроме мыслей про Эя. Чем он занимался у себя в комнате?

– Дедушка, а как давно Эй так себя ведет?

– Он будет так себя вести, пока все не закончится, – отвечал Дедушка, закашлявшись от смеха, и повторял: – Пока все не закончится.

Эй опять возникал на пороге. Я чувствовала: он ждет плохого. И чувствовала, что ничего не добьюсь своими расспросами: они с Дедушкой уже бы всё рассказали, если бы не хотели защитить меня от чего-то.

Время от времени Эй замирал, доставал подзорную трубу из-под рубашки и что-то высматривал в море – наверняка корабль.

Моя фантазия была свободна как ветер. Я навоображала, что у Эя давным-давно потерялся брат, такой жалкий, слабый, и он так изменился, что никто не заметит его возвращения в Дьепп, если не быть настороже. Наверняка Эй должен этому брату что-нибудь древнее и важное. Или хуже: Эя предали, и он до сих пор не смирился и не забыл.

Или нам грозила какая-нибудь беда. Беда, которую я не могла себе даже представить, но на долю Эя она уже выпадала. И он вставал в караул, чтобы защитить нас, как часовой, без сна, без отдыха,