Читать книгу "Кто правит миром? - Ноам Хомский"

Вместе с тем, в защиту Мэдисона мы должны признать, что он обладал докапиталистическим менталитетом. Утверждая, что власть должна принадлежать «цвету нации» и «самым способным мужам», он представлял этих мужей в образе «просвещенных государственных деятелей» и «благожелательных философов» воображаемого Римского мира. Им полагалось быть «благородными и чистыми», «людьми умными, состоятельными, обладающими мудростью, способной в любых обстоятельствах определить истинные интересы своей страны, отличающимися патриотизмом и стремлением к справедливости, чем, по всей вероятности, они никогда не пожертвуют из соображений временного либо пристрастного характера». Наделенные такими способностями, эти мужи «облагородят и расширят общественные воззрения», охраняя интересы народа от «вреда», который им может нанести демократическое большинство[15].

В аналогичном ключе прогрессивные интеллектуалы времен Вильсона могли бы утешиться открытиями в поведенческих науках, которые в 1939 году сделал психолог и теоретик образования Эдвард Торндайк[16]:

Для человечества огромное благо, что между умом и моралью, включая добрую волю по отношению к ближнему, наблюдается существенная зависимость… Как следствие, те, кто способнее нас, в основной массе являются нашими благодетелями, и доверять им наши интересы зачастую даже безопаснее, чем самим себе.

Отрадная доктрина, но складывается ощущение, что у Адама Смита глаз все же был зорче.

Когда ценности меняются на противоположные

Различие между двумя указанными категориями интеллектуалов дает нам основу для определения «ответственности интеллектуалов». Эта фраза представляется двойственной. Что имеется в виду? – их моральная ответственность как достойных людей, использующих свои привилегии и статус ради свободы, справедливости, милосердия и решения прочих сентиментальных вопросов, или же мы говорим о роли, которую они, предположительно, должны играть как «технократы и политически ориентированные интеллектуалы», не порочащие лидеров и установленные институты, а прислуживающие им. Поскольку власть в общем случае стремится к господству, «ответственными интеллектуалами» считаются последние, в то время как первых отвергают и чернят – у них же дома.

Что касается «врагов», то различия между этими двумя категориями интеллектуалов сохраняются, но ценности меняются на противоположные. Ценностно-ориентированных интеллектуалов из бывшего Советского Союза, диссидентов, американцы уважали, в то время как у себя дома к политически ориентированным интеллектуалам мы питаем презрение. Аналогичным образом мы приветствуем мужественных диссидентов Ирана и осуждаем тех, кто служит интересам религиозной верхушки страны; и в том же духе в любом другом уголке мира.

Таким образом, почетный термин «диссидент» используется избирательно. С присущей ему положительной коннотацией его конечно же никто не применяет внутри страны – к своим же инакомыслящим, как и к тем, кто выступает против тирании, поддерживаемой США, в других государствах. В этом отношении весьма любопытен случай Нельсона Манделы, которого Государственный департамент в 2008 году вычеркнул из официального списка террористов, позволив ему приезжать в Соединенные Штаты без специального разрешения. Но ведь двадцать лет назад он, если верить докладу Пентагона, возглавлял одну из «самых печально известных террористических организаций» мира[17]. А все потому, что президенту Рейгану приходилось поддерживать режим апартеида, наращивать торговлю с Южной Африкой в нарушение введенных Конгрессом санкций и одобрять бесчинства ЮАР в соседних государствах, в результате которых, по данным ООН, погибли 1,5 миллиона человек[18]. Это только один эпизод войны с терроризмом, которую Рейган объявил, чтобы одолеть «чуму современной эпохи», или, как выразил ту же мысль госсекретарь Джордж Шульц, предотвратить «возврат к варварству в наши дни»[19]. Сюда же можно добавить сотни тысяч убитых в Центральной Америке и десятки тысяч на Ближнем Востоке. И то, что специалисты из Института Гувера поклоняются этому Великому мастеру общения как колоссу, «чей дух шагает по стране, наблюдая за нами в роли доброго, дружелюбного призрака»[20], можно считать маленьким чудом.

Показательным примером является Латинская Америка. Тех, кто призывал к свободе и справедливости в этом регионе, в пантеон почетных диссидентов не приняли. В частности, через неделю после падения Берлинской стены шесть ведущих латиноамериканских интеллектуалов, священников-иезуитов, были убиты по прямому приказу высшего командования Сальвадора. Преступники служили в элитном батальоне (вооруженном и натасканном Вашингтоном), за которым на тот момент уже тянулся отвратительный след крови и террора.

Этих умерщвленных священников никто не стал увековечивать как почетных диссидентов, как и других, им подобных, во всем полушарии. Почетные диссиденты – это те, кто призывал к свободе во «вражеском стане», в частности в Восточной Европе и Советском Союзе, и эти мыслители конечно же страдали, причем не «по мелочам», как их коллеги в Латинской Америке. Подобное утверждение нельзя воспринимать всерьез: как пишет в своей книге «Кембриджская история “холодной войны”» Джон Коутсворт, за период с 1960-х годов до краха Советского Союза в 1990-м количество политических узников, пыток жертв и казней инакомыслящих в Латинской Америке значительно превосходит численность их собратьев по несчастью в Советском Союзе и его восточноевропейских сателлитах. Среди казненных были и те, кто пострадал за религиозные убеждения, кроме того, известны многочисленные случаи массовых убийств, последовательно поддерживаемых или даже инициированных Вашингтоном[21].