Читать книгу "Люди неба. Как они стали монахами - Юлия Варенцова"

– И вы стали другим после этого?

– Я заметил определенные изменения уже после, наверное, священнической хиротонии, потому что для меня это как-то очень неразрывно произошло. Сначала монашеский, иноческий постриг. Это был четверг, первая седмица Великого поста. В субботу это была дьяконская хиротония, а уже в воскресенье в Новочеркасском кафедральном Патриаршем всеказачьем соборе была уже пресвитерская хиротония. Это все как-то так очень плотно произошло. Если монашеский постриг – он у меня ассоциируется с черным цветом, не в смысле трауром, нет, а какой-то такой вот новой жизнью, еще неизвестной, и с цветом этих облачений монашеских, то вот уже через пару дней это все как-то так резко преобразилось в белоснежный. Потому что священник, которого рукополагают, и дьякон – он в белоснежных ризах. Сначала в стихаре белоснежном, а потом уже и в белоснежных облачениях, как священник. И вот те слова, которые возносит в молитве архиерей, когда благодать Божия врачует все поврежденное и восполняет недостающее, да, я почувствовал, как это работает, на своей собственной шкуре. Если я где-то мог более резко на что-то отреагировать, то сейчас я чувствую, что, нет, Господь дает силы, Господь Своей благодатью покрывает. Он что-то новое внес в мое собственное ощущение, в мое собственное сердце. Теперь главное – это не просто не расплескать, а как-то дать этому развиваться, сердцу быть действительно раскрытым от действия этой Божией благодати. Ну да, действительно почувствовал, что какие-то изменения произошли. Как они действуют, не знаю, не знаю. Но как-то это действует.

– Послушание, нестяжание и целомудрие – для вас какой обет самый трудноисполнимый?

– Эти все вещи взаимосвязаны очень, и, так или иначе, все завязано на человеческой самости, на своей эгомании, на эгоцентризме: «я, я сам, мне, для меня», и все вокруг этого. От этого все пороки-то произрастают, и в том числе, и желание своей самости: я сам действую. Но, с другой стороны, понимаете, послушание – это же не инфантильность: мне благословите красной тряпочкой или синей тряпочкой стол протирать? Мне зубы чистить или не чистить? Мне, не знаю, хорошо выполнять свои дела или как прикажете? Вот, понимаете, вот тут тоже должна быть где-то мера адекватности, и не бегать за каждым чихом к своему духовнику. Есть важные вещи, которые необходимо поручать, вручать и спрашивать это благословение. И, действительно, без этого монашеская жизнь не существует. Но когда я вижу обратную сторону этого процесса, а сатана – он такой, знаете, «кудесник», он способен извратить все, что угодно, в том числе добродетель послушания, то я прихожу в такую досаду определенную.

Понятно, что я живу не в изолированном пространстве, и поэтому я вижу, что вокруг происходит. Это вопрос сохранения целомудрия ума, это не только какого-то сексуального воздержания, это вопрос вообще твоей чистоты помыслов. Нестяжание – ведь это же не только в обретении благ мира сего: машина, квартира, дача, чего бы то ни было. Это вообще требование для себя – вот я хочу себе это, это и это. Нет. Вот опять же, это все про я – Me, Myself and I, как англичане говорят. Вот этого быть у монаха не просто не должно, он должен полагать все эти усилия, для того чтобы постоянно вырастающий этот сорняк из себя выбрасывать, постоянно выбрасывать. И сам человек на это до конца неспособен, но действующая в нем Божия благодать, которой он и должен быть открытым, и открывать себя постоянно, вот она может эти сорняки вытаскивать, вырывать из человека и приводить его в настоящий образ Божий.

Монах в тренде

– Насколько вы включены в такую современную городскую жизнь? Вот вы ходите в кафе, не знаю, на фитнес?

– Я вам скажу так: как сказал апостол, мы живем в этом мире, но мы этому миру не принадлежим. Я действительно нахожусь, по ряду обстоятельств, внутри этого мегаполиса, но я не считаю себя ему принадлежащим. Для меня очень важно быть принадлежным Церкви. И все, что я делаю в своем мире, в своем окружении, оно, так или иначе, проявляет мое отношение и к мегаполису, и к тому, где я появляюсь, будь то официальное какое-то мероприятие или же, может быть, какое-то неформальное общение с молодыми людьми. Везде я человек Церкви. Еще раз повторю, это может быть в мегаполисе, это может быть в каком-то скиту.

Понимаете, этот мир нам предлагает очень много источников радости, но это все временные источники, и мы пытаемся из этих источников насытиться и заполнить ту огромную «дыру размером с Бога»[1]. Дыра, в которой мы чувствуем потерянность радости, света, мира, неутешенные. Вот мы обращаемся к источникам радости этого мира, и если мы только этим заполняем свою душу, ну, тогда беда. Именно поэтому пост существует, чтобы отсечь то, что предлагает мир, и то, что дает тебе Бог увидеть во всей своей полноте.

– Вы даже бывали на «Яме»[2], где как раз этим летом было очень много молодежи. Вот о чем совсем молодые люди, тинейджеры, о чем они вас спрашивают?

– Ох, по-разному. Вот как раз таки о любви, об отношениях с родителями. Как раз мы начинали лекцию перед нашей православной молодежью, и, выступая перед ними, мы видели, что те, кто по периметрам, по краям этой «Ямы», они слушали, они внимательно слушали и сближались к центру, чтобы лучше слышать микрофон. Одна девочка перед этой лекцией с немножко такой бравадой подошла: «Че, со «Спаса»?» Я говорю: «Ну да. Я иногда там бываю». – «Моя мама смотрит». А я вижу, что она немножко подшофе. «Ну да». Она такая: «А автограф можно?» Я говорю: «Да не вопрос». – «А мы с ней не разговариваем, там, долгое время вот уже». После лекции, после этого выступления мы записывали потом интервью, и я вижу, как их компания сорвалась с места и движется в мою сторону. И эта девочка бросилась мне на шею, потому что она перезвонила своей маме и сказала, что: «Вот я сейчас для тебя взяла автограф у человека, который на “Спасе”», – и они впервые за последних полгода поговорили и помирились. Простая житейская история. Это про то, что жизнь – настолько она многообразна и интересна, и это внутреннее вопрошание: как с мамой общаться, как сделать так, чтобы они друг друга простили, в конце концов, не терлись друг о друга так, чтобы натирали друг другу болячки и раны? Вот эти простые вопрошания – как бросить пить, как вырваться из этих кругов ада? Это простые житейские вопросы, но сначала они должны появляться, эти вопросы.

– Вы можете помочь?

– Я – нет. Бог может. Я – нет. Вот моя задача – лишь свидетельствовать об этой правде Божией, что есть Бог, который может тебя вытащить из этой ямы, в которой ты оказался, или же поддержать тебя в твоей жизни. Я лишь свидетель этой Божией милости, этого Божия участия в жизни человека.

Среди столичных юношей и девушек человек в черном подряснике пока выглядит белой вороной. Но отец Геннадий не боится быть первопроходцем и свидетельствовать о Христе не только в храме, но и на самых популярных светских площадках – от клубов до соцсетей.