Читать книгу "Мы правим ночью - Клэр Элиза Бартлетт"

«Вперед, солдат», – приказала она ногам. Это, по крайней мере, она могла сделать, хотя внутри у нее бурлил коктейль из ярости, тревоги и бренди. В кабинете полковника Кослена стоял запах пота, земли и масла. На столе валялись в беспорядке бумаги, последствия бюрократической войны. Когда Линне вошла, он стоял, сжимая и разжимая кулаки, похожие на два окорока. Полковник был мужчиной внушительного вида – высокий, широкоплечий, с бицепсами размером с голову Линне. Говорили, что до войны Кослен был пастухом: Таннов и его дружок Досторов шутили, что запах коз он любил куда больше, чем запах женщин. Линне же посмеивалась над его знаменитыми усами – вощеными и завитыми кверху. Они у него подергивались каждый раз, когда он говорил, вздыхал, терял самообладание или же когда сквозь заполнивший его разум мусор пробивалась какая-то особенно трудная мысль. Возвращаясь в казарму после очередного дисциплинарного взыскания, Линне прикладывала над верхней губой палец и двигала им вверх-вниз, описывая настроение Кослена.

Теперь над этой шуткой никто не стал бы смеяться, теперь смеются над ней самой. Кослен изучал ее круглое лицо, темные волосы, хрупкое тело, выискивая незначительные мазки, выдававшие в ней существо женского пола. Линне расправила плечи, не осмеливаясь заговорить.

Так они стояли несколько долгих мгновений. Затем он вздохнул, жестом показав на свое удобное кресло.

– Садитесь, пожалуйста. Чаю хотите?

В ладонях Линне полыхнул жар. Три года он обращался с ней, как с солдатом. И вдруг она превратилась в девушку. В мисс. Ей стоило большого труда сохранить бесстрастное лицо. Если она согласится, ее низведут до статуса обычной женщины, аутсайдера, негодного для военной службы. Но если откажется, он может обвинить ее в том, что она не выполняет приказы.

Кослен подошел к серебристому самовару, втиснутому на боковом столике рядом с огроменным полковым радио. В последние два года, когда руководители Союза осознали, какими бедствиями грозит обернуться война, нерациональное использование бесценного металла стало серьезным правонарушением. Но офицерам всегда удавалось припрятать какую-нибудь милую безделушку.

Линне скользнула на жесткий стул, предназначенный для подчиненных полковника, положила запястья на стол и застыла.

– Благодарю вас, сэр.

Кослен хотел было подойти к ней, но передумал, повернулся и направился к своему креслу с таким видом, будто собирался сделать это с самого начала. Затем поставил перед ней чашку бледно-золотистого чая и сделал глоток из своей.

– Мисс, вы устроили в нашем полку самый настоящий бардак.

В его тоне чувствовалась преувеличенная вежливость. Джентльмену не полагается орать на леди.

– В самом деле, сэр?

Кослен нахмурился. Он втянул ноздрями воздух, и у него дернулись усы – медленно и словно задумчиво. Кослен мог унюхать, что от нее пахнет бренди. Не надо было ей прикладываться к бутылке.

Он на мгновение умолк, и по его глазам Линне поняла, что он колеблется. Наконец Кослен, по-видимому, принял решение.

– Я не собираюсь терять с вами время зря. Если вам не стыдно за свои поступки, подумайте хотя бы о той опасности, которой вы подвергли членов вашего отряда.

Линне плотно сжала губы. Если солдат смел пререкаться, его посылали драить сортир, хоронить убитых или стоять на часах самой глухой ночью.

Кослен, вероятно, принял ее молчание за раскаяние.

– Война, мисс, – не женское дело, – сказал он.

«Ну да, воюют обычно козопасы», – подумала Линне.

Пытаясь с собой совладать, она представила, как слова, которые она собирается произнести, катятся по железной балке, прочной и устойчивой. Если у нее дрогнет голос, Кослен решит, что она вот-вот расплачется, а не едва сдерживает гнев.

– Я служила честно. Сохраняя верность Союзу и полку.

– Вы отвлекли людей, – ответил Кослен, – они не могут тратить время в бою на то, чтобы заботиться о вашей безопасности. Неужели вы не понимаете? Явившись сюда, вы подвергли угрозе не только их жизнь, но и их разум, их способность к мышлению.

Трусы. Хотя Кослен отказывался признавать этот обман, она его видела. Мужчины опасались, что она больше не сможет делать свою работу. Боялись, что теперь ей никогда больше это не удастся. И все ошибки она допускала именно как женщина, а не как человек.

– Я восхищаюсь вашей отвагой. Вашим мужеством. К тому же Союз высоко ценит… тот энтузиазм, с которым вы продвигались по службе.

– Тогда почему бы вам меня не оставить?! – взорвалась она.

Вот черт, не надо было терять самообладание. Нельзя допустить, чтобы Кослен запомнил ее истеричкой, напоследок подтвердившей все его подозрения.

– Совсем недавно мы снизили призывной возраст. В который раз. А я могу воевать получше новобранцев.

Кослен стиснул зубы.

– На этой войне, мисс, у каждого свое место. И я уверен, что вам мы тоже подыщем какую-нибудь должность. Должность, которая подойдет вам, поможет бойцам сосредоточить усилия на выполнении задач, обеспечит вооруженным силам стабильность и мощь. Разве для Союза это будет не лучший вариант?

Должность. Он нес сущий бред, желая убедить ее занять какой-нибудь административный пост в городе, пока ее друзья отправляются на фронт. Медаль Героя Союза еще никто не получал, сидя за столом. У нее в глазах защипало, и впервые за все время Линне испугалась, что расплачется прямо перед полковником.

Пока ее судьба не решена окончательно, надо что-то сказать. Но что именно, она не знала.

Кослен вытащил папку с ее делом. Внимательно всмотрелся в фотографию и поднял на девушку глаза. Потом опять поглядел на снимок.

От волнения ее бронзовая кожа побледнела, и веснушки на носу проступили еще явственнее. На фото она выглядела вызывающе. Будто говоря каждому, кто на него смотрел: «Только попробуй меня недооценить».

– Это действительно я.

– Что вы, простите, сказали?

– Фотография. Я ее не подделывала, ничего такого.

– Понятное дело. Но мне кажется, что на самом деле вас зовут не Алексей Набиев.

Кослен взял гладкое перо со стеклянным наконечником, окунул его в чернильницу и перечеркнул вторую личность Линне. Стер из прошлого три года ее жизни, три года преданности и веры.

– С кем имею честь?

– Линне Алексеевна Золонов, – ответила она, намеренно опустив в конце фамилии а, свидетельствующее о принадлежности к женскому полу.

Перо в его руке прыгнуло и прочертило на странице жирную черную линию. Кослен выругался и поставил кляксу. Линне фыркнула, но тут же сделала вид, что закашлялась, – когда она увидела, что в чистом, не заляпанном чернилами углу страницы он нацарапал ее настоящее имя, ей стало не до смеха. Он снова внимательно посмотрел на снимок, на этот раз явно пытаясь увидеть кого-то другого. В линиях ее лица, в очертаниях фигуры Кослен старался разглядеть высокого, бледного отца Линне. Но он не найдет сходства. Она пошла в мать.