Читать книгу "Яблоко Евы - Анхель де Куатьэ"

Природа, кажется, специально награждает таких мужчин всем, чем только возможно, — красотой, силой, умом, удивительной, соблазняющей чувственностью. Экономит только на одном — на сердечности. При таком количестве достоинств без этой «безделушки» вполне можно обойтись. Влюбленной, любящей женщине много, в конце концов, не надо. Она согласится и на малое — быть бы рядом с тем, кого она любит, и чтобы он… Нет, не любил. Хотя бы просто немного ценил. Может быть, понимал. Чуть-чуть, самую малость. Был добрым…

Но зачем тебе быть добрым, если у тебя есть все, чего ты хочешь? Ты улыбаешься, и окружающие уже не могут тебе ни в чем отказать. Они счастливы с тобой общаться, предлагают тебе свои услуги, открывают для тебя новые возможности, помогают. А ты просто принимаешь это с улыбкой, которая так для них дорога. Зачем быть добрым?.. В крайнем случае, можно просто изображать доброту, и этого будет вполне достаточно. Больше, чем достаточно! Красота, находящаяся рядом, учит быть непритязательным и сговорчивым.

Глеб, абсолютно голый, лежал на кровати, заложив руки за голову, и бесстрастно смотрел в потолок. Во всем его облике читалась вселенская скука. Он словно бы говорил Еве: «Боже мой, сколько можно, девочка?.. Я слышал это уже тысячу раз… Это так скучно и неоригинально. Все равно ты никуда не денешься. Так что, давай обойдемся без драмы. Лишнее, право». Ева все понимала. Она понимала Глеба лучше его самого. И от этого ей становилось еще больнее, еще нестерпимее, еще горше. Она могла читать его мысли. Но он в это никогда не верил. А зря.

— Послушай, Ева… — устало протянул Глеб, поднимаясь с кровати. — Давай обойдемся без драмы. Лишнее, право.

Он сел на кровать, повернувшись к Еве спиной. Своей большой, сильной, внушающей благоговейный, восторженный трепет спиной. Спиной, за которой ей всегда так хотелось спрятаться, глядя на которую раньше, она чувствовала себя маленьким, счастливым ребенком. Даже сейчас она инстинктивно потянулась к ней, потянулась к этой его спине, чтобы притронуться, прижаться, обнять… Когда мужчина удаляется, женщина испытывает потребность следовать за ним. Тихо, неслышно, шаг в шаг.

Но сейчас, сделав над собой немыслимое усилие, Ева сдержала себя. Она сдержала свой невольный порыв, свою слабость. Впилась руками в подушку, словно ухватилась за какой-то пожухлый куст на самом краю обрыва, и в который уже раз за эту ночь омылась слезами. Они брызнули из ее глаз сами, словно ее тело — это один большой баллон с водой, сжатый тысячью атмосфер. Ева понимала, что не должна позволить слабости одержать над собой верх. Они с Глебом должны расстаться. Она должна прекратить это. Глеб не любит ее и никогда не любил. Он игрался, пользовался, ему было удобно. А любить — нет, он даже не знает, что это.

Глеб встречается с другими. Всегда встречался. Они знакомы уже четыре года, и все эти четыре года… У него есть специальная записная книжка — потертая, в обложке из зеленой кожи. Убористым, твердым мужским почерком, страница за страницей, в нее бесстрастно вписаны сотни женских телефонов. И все девушки, которые значатся в этом списке, знают о том, что их место в его «книге судеб». Глеб вправе не скрываться, он вправе быть честным. Он может себе это позволить. Он называет эту книжку — «мой маленький зеленый друг», а еще, также в шутку, «службой спасения».

Когда Глебу скучно, а скучно ему бывает часто, он берет своего «маленького зеленого друга» и набирает наугад первый попавшийся номер. Алла, Света, Таня, Лора, Ксения… И ему никогда не отказывают. Никогда. Девушки бросают все свои дела, занятия, оставляют свою компанию. Время и место не имеют значения. Они бегут к нему опрометью, переполненные восторгом. Даже не бегут. Летят. Счастливые, довольные и бесконечно глупые. Все женщины в присутствии Глеба магическим образом глупеют. Это еще одно его загадочное свойство.

Магия этого оглупления не действовала только на Еву. Не действовала никогда. И именно поэтому ее не было в этом списке. Она была — «Избранной».

— Все, я ухожу, — прошептала Ева, поднимаясь с кровати. — Это давно надо было сделать. Глеб, мы просто очень разные люди. Это была ошибка. Не звони мне больше. Никогда.

С каждым словом ее, до этого обреченный, еле слышный, бессильный голос становился все пронзительнее и тверже. Она начала быстро собираться.

— Не валяй дурака, — раздраженно кинул Глеб. Резким движением встал, взял пачку Win-ston, ударил тыльной стороной ладони по донышку, достал губами сигарету, тут же чиркнул зажигалкой и закурил.

— Прощай.

Душа не знает ни пространства, ни времени. А потому она не рождается и не умирает. Она лишь уходит из своего дома и возвращается в свой дом. И ее дом — не мир, который мы знаем, и не человеческое тело, в котором она оказывается, покинув свою обитель. Ее мир — Красота.

Это трудно объяснить и невозможно понять, этого даже нельзя себе представить… Как это выскажешь? Душа — частица мира Красоты. Мира Ангелов — «больших» душ, что приходили в наш мир уже тысячи раз. Приходили наравне со всеми и прошли те же испытания, что даются каждому, но не всем оказываются по силам. Ангелы — это не те, кто правят миром, Ангелы — это те, кто его знают.

Покидая мир Красоты, душа страдает. В нашем мире ей не хватает той прежней, истинной Красоты, что была ее счастьем. И она начинает поиск. Она ищет то, что потеряла. Она ищет в нашем мире Красоту. Но он обманчив: здесь ей даны органы чувств, а истинная Красота внутри — ее не увидеть и не пощупать. Как узнать то, что стоит за фасадом, если тебя не пускают внутрь?..

И души обманываются. Летят на красоту, которую видят, и теряют Красоту, что принесли с собой…

Ева подняла на него печальные глаза. Глеб прошел к окну, раздвигая ногами валяющиеся на полу вещи. Взял с журнального столика бутылку виски и приложился. Пару секунд он стоял так — в узкой полоске света, льющегося в окно между двумя несомкнутыми шторами. Высокий, с идеальной фигурой античного атлета, с закинутой вверх бутылкой — как герой, явившийся в город, чтобы возвестить народу об очередной своей победе. Ликуйте!

— Я не понимаю, чего ты хочешь. Ты знаешь — я тебя люблю… — не вынимая сигареты изо рта, Глеб то ли сказал, то ли промычал это свое «признание».

За все это время он ни разу так и не повернулся к Еве, даже не поднял на нее глаз. И он на самом деле не понимал из-за чего, почему, собственно, она так суетится. Ему и вправду казалось, что все нормально. «Я тебя люблю…» — эти три слова прозвучали лишь для того, чтобы отвязаться и сменить тему.

— Любишь… — обреченно, разочарованно, почти безжизненно повторила за ним Ева, словно закончила чтение своего смертного приговора.

— Ага, — гаркнул Глеб, оторвавшись от бутылки. — Именно!

Он встряхнул голову, уронил ее на грудь и с призывным стоном, проведя рукой по шее к затылку, запустил пальцы в волосы. Эти его руки… Сильные, всегда такие уверенные, нахально-уверенные руки. Ева не хотела, но смотрела и любовалась. Как загипнотизированная.