Читать книгу "Ночная Жизнь - Джек Эллис"

Вдруг Саймон осознал, что до этой минуты он ни разу в жизни не испытывал настоящего страха. О, разумеется; ему приятно щекотали нервы страшные фильмы, и радостный ужас пережитой галлюцинации был ему тоже знаком, но эта физиологическая, совершенно не зависящая от сознания реакция организма, исключающая всякую логику, никогда ему не встречалась. Его сердце колотилось как бешеное, и в то же время ему было холодно, и он чувствовал слабость. Дрожали руки и ноги. Он страстно желал куда-нибудь скрыться, хотел повернуться и побежать со всех ног, но не мог двинуться с места. И причина этого страха была не в том, что он увидел в переулке, а в том, что тот, кого он там увидел, сейчас стоял на другой стороне Хеннепин, не сводя с него глаз.

Один только вид этой фигуры затронул в нем что-то первородное, непререкаемое; с ним такого еще никогда не бывало. Саймон с абсолютной уверенностью сознавал, что перед ним хищник, хищник, способный его уничтожить, и реагировал как загнанная добыча. Только инстинкт самосохранения, подстегнутый страхом, помог ему подавить в себе желание упасть на землю и притвориться мертвым.

Преследователь сошел с тротуара на проезжую часть. Раздался автомобильный сигнал.

Этот звук отрезвил Саймона. Он вскрикнул, как будто его окатили ледяной водой, повернулся и со всех ног бросился прочь от приближающейся зловещей фигуры. Он уже не раздумывал над тем, что происходит, не искал этому разумного объяснения. Им овладело одно стремление, которое отметало любые попытки проанализировать и понять происходящее: стремление скрыться от погони. Добежав до Первой Северной авеню, он, не оглядываясь, свернул налево. Нет смысла глазеть на охотника у себя за спиной. Это ему ничем не поможет. Бегство – вот его единственная надежда. И едва он свернул за угол, у него в голове всплыла мысль, пришедшая, казалось, извне.

Это все нереально. Мне все это померещилось. Ничего этого не было и быть не могло, и в любом случае мне никто не поверит.

Эта мысль показалась ему такой убедительной, что он чуть было опять не остановился. Но в нескольких кварталах впереди, через улицу, он увидел яркий свет, и тут же им полностью завладела другая мысль: мысль о безопасном месте.

Реально происходящее или нет – это теперь не имело значения. Саймон вновь побежал.

Карниш преследовал Саймона еще квартал. Его собственные опасения постепенно рассеялись. Слишком сильно сомнение в сознании у Саймона, он сильно напуган, не совсем уверен в том, что он видел, и в том, что это было на самом деле. Когда Саймон завернул за угол, Карниш прекратил преследование. Продолжать его не было необходимости. Если Саймон и сам не может поверить в то, что видел, он тем более не сумеет заставить поверить в это других.

Карниш вернулся в переулок, где он насыщался. Сначала он намеревался обойтись без уборки, но теперь, после того как его застали во время еды, она была необходима. Он подобрал ботинки жертвы и небольшую холщовую сумку – вероятно, набитую фотографиями и прочей ерундой, которую носят с собой бездомные. Сначала он хотел просмотреть ее содержимое, но потом передумал и бросил сумку в контейнер для мусора. На мгновение он задумался, убирать ли пакет с сандвичем, брошенный Саймоном, и решил, что не стоит возиться. Какая разница? Кроме пакета, единственным напоминанием о том, что здесь произошло, была вода из тела, уже остывшая и смешавшаяся с дождевой. Никто ничего не заподозрит. Карниш прошел переулок насквозь, перешел улицу и углубился в другой переулок. Найдя там свой «Дамстер», он бросил туда ботинки Фила, а потом вернулся на улицу и пошел в сторону аллеи Николет. Ночь была прохладной, дул освежающий ветерок. Тучи разошлись, но звезд не было видно из-за зарева городских огней.

Ближе к Николет навстречу ему стали попадаться прохожие – любители ночных прогулок, влюбленные парочки, посетители ресторанов и кинотеатров. Была ночь с пятницы на субботу, и в воздухе уже витала атмосфера выходного дня.

Карниш свернул на Николет; он шагал быстро, но не слишком быстро: человек, у которого есть какая-то цель и который знает, куда идет. Но самое главное, что он человек!

Карниш улыбался – с несколько отсутствующим видом, как будто шел, о чем-то задумавшись. Один раз, ожидая переключения светофора, он обернулся и посмотрел на свое отражение в стекле витрины. Высокий, стройный, аристократичный; седеющие волосы, продолговатое лицо, одет хорошо и опрятно, аккуратно причесан. Мужчина хоть куда. Он улыбнулся своему отражению. Симпатичный дьявол. Дьявол – вот ключевое слово.

Проходя мимо "Кристал Коурт", он заметил охранника: тот курил, прислонившись к наружной двери. В голове у охранника была полная мешанина. Он думал о том, что через час сменится с дежурства, и как будет себя вести, вернувшись домой. В последнее время он выпивал, и по отношению к жене и двоим своим сыновьям поступал порой гадко, если не сказать оскорбительно. Он представлял себе их лица, представлял, как младший улыбается. Сегодня вечером он собирался сделать для них что-нибудь приятное, чтобы загладить свое утреннее поведение. Он принял решение отныне следить за собой. Он считал, что у него хорошая семья, и не хотел ее потерять.

Внезапно Карниш испытал сильнейшее отвращение к этому человеку, к его смешной, жалкой и такой человеческой проблеме. И он тут же послал ему образ его младшего сына, который стоит на коленях перед папочкой, который пихает ему в рот свой напряженный член. Охранник побледнел и выронил сигарету. Губы у него тряслись. Он поднял глаза и увидел Карниша, который, улыбаясь так, будто они вместе посмеялись над только им известной шуткой, быстро прошел мимо. На прощание он посеял в сознании охранника семя желания воплотить в жизнь увиденную в мыслях картинку. Он чувствовал ужас охранника, который, впрочем, ощущался все слабее по мере того, как Карниш от него удалялся. Потом он заметил у автобусной остановки мужчину и женщину средних лет. Они стояли обнявшись. Их любовь была для него подобна непереносимому зловонию, но был в нем приятный для Карниша оттенок. Женщина очень тревожилась. Она узнала, что уплотнение в ее правой груди может быть злокачественной опухолью. Ей еще предстояло сделать биопсию, и она пока ничего не сказала мужу. Карниш вкусил от ее тревоги и, проходя мимо, посеял в ее сознании мысль, которая в ближайшие дни должна была привести ее на грань безумия. Он заставил ее поверить, что в ее грудях поселились черви, что они ползают там, откладывают яйца, жрут ее плоть. Он увидел, как она напряглась, как рука ее поднялась и повисла в воздухе между ней и мужем. Потом Карниш послал ей последнюю мысль:

«Он возненавидит тебя, если ты потеряешь свои груди, ты – червивая карга».

Дойдя до Четвертой Южной улицы, он повернулся и окинул взглядом аллею. Людское море волновалось в берегах из бетона. Глядя на мужчин, женщин, детей, он наполнялся такой злобой, таким отвращением к людям, что она просто не умещалась в нем. Буквально на одно мгновение та его часть, которая была тьмой, ненавистью и ужасом, вырвалась наружу и как огромная тень нависла над аллеей. Лица людей сразу же посерьезнели, все глаза опустились к земле, а губы плотно сжались. Наступила тишина. Каждый ощутил нависший над ним ужас, ощутил присутствие рядом злобы и ненависти. Но эти тупые, безмозглые овцы не обратили внимания на мимолетный прилив ужаса, который быстро был заглушен биением их сердец и током их горячей крови.