Читать книгу "Шесть пробуждений - Мер Лафферти"

Однако в глубине души Мария тосковала по настоящему вкусу хорошей кокито акарамеладо[5], и знание того, что она не сможет ощутить этот вкус еще четыреста лет или вообще никогда, если необходимые растения не приживутся на новой планете, – отчасти угнетало ее.

Однако Беге старался воспроизвести запах. Тяжелый густой пар, валивший из его внутренней камеры, пах почти как настоящий.

Первую порцию она жадно слопала на кухне, повернувшись спиной к Хиро и тайно наслаждаясь вкусом. Положила печенье в рот и стала жевать, закрыв глаза. Щеки у нее раздулись.

Этот вкус, густой, сладкий, успокаивающий, всегда напоминал ей о доме.

Тетя Лусия, умершая больше ста лет назад, была для Марии второй матерью. Когда ее охватывала ностальгия и хотелось утешения, Мария всегда вспоминала кухню тети Лусии.

Но, когда это воспоминание пришло сейчас, это произошло иначе, чем всегда. Это было что-то другое, как объявившийся в Хеллоуин на пороге сосед – знакомый, но выглядящий совсем по-другому в дешевом карнавальном костюме.

Мария, не открывая глаз, ждала, когда воспоминание поглотит ее.

* * *

На крыльце скрипнуло кресло-качалка тети Лусии.

Крыльцо было на Луне, а в некотором удалении за ним распахивалось чернильно-черное небо с сияющей Землей. Жить на Луне за пределами купола было невозможно; вероятно, это раскачивающееся кресло никогда не существовало. Значит, сон.

В отдалении блестел лунный купол, и Мария видела, что внутри: шаттлы, монорельсы, люди, прогуливающиеся по пешеходным мостикам. Она удивилась, почему она, ее тетя, порог и кресло здесь, а не там.

– Нельзя им доверять. Ты ведь знаешь это, девочка?

Странным в тете Лусии было то, что кожа у нее оказалась гораздо светлее, чем помнила Мария. И волосы – курчавые, словно из Африки, а не из Латинской Америки. И шелковый халат. Тетя одета небрежно, но ее вещи стоили больше всего гардероба Марии.

Вдобавок тетя была вооружена цепной пилой, которую положила рядом со своим креслом.

Мария никогда не видела у тети Лусии цепной пилы.

– Доверять кем? – спрашивает она.

– Не «кем», а «кому», дитя. Им всем. Учи язык, девочка, иначе белый человек в выглаженных джинсах поправит тебя. Он думает, что помогает тебе, бедняжка.

Это тоже было очень странно. Тетя Лусия почти не говорила по-английски. А у этой был американский акцент.

– Кому нельзя доверять? – спросила она у тети.

– Никому. Никому из них. Ты же знаешь, почему я снова и снова должна тебе это повторять? Они забрали тебя. Использовали тебя. Выбросили на помойку. В следующий раз помни, что я тебе сказала.

– Никому? Почему ты считаешь, что они все плохие?

– Нельзя прожить столетия, не накопив в шкафу кучу скелетов, правда, Мария?

Она – порождение сна, которое – Мария чувствовала это – действительно было ее тетей Лусией, вырастившей ее, но которая сейчас ничуть не походила на ее любимую тетю, – посмотрела прямо на Марию.

Скелеты у Марии были. Ее скелеты и их клоны лежали друг на друге штабелями, как дрова. Но это было что-то новое, приключение, свежее начало. «Дормире» не предназначался для перевозки скелетов.

– Если вы, дети, не перестанете ссориться, я поверну этот корабль обратно, – сказала тетя Лусия, и сразу же рядом с ней оказались Хиро, Вольфганг, Поль, капитан Катрина и Джоанна; все они как бы стояли в свете прожектора, но он не освещал их, а только отбрасывал тени. Отчетливо видны были их силуэты – от высокой фигуры Вольфганга до сгорбленного маленького Поля. Они ждали ее в темноте.

– Я бы хотела понять, тетя Лусия, – сказала Мария.

– Поймешь, девочка. Я только надеюсь, что поймешь вовремя. Держи наготове ключи от этой клетки с раками-отшельниками, они тебе понадобятся, – сказала тетя Лусия и перегнулась через подлокотник за цепной пилой. Маленькая пила у нее в руках выглядела на месте. Лусия встала и выпрямилась. – Осторожнее, Мария.

У ног Марии рак-отшельник тащил через порог свою раковину, осторожно шевеля усиками.

– Здравствуй, дружище, – сказала Мария.

Ядокари

Третий день.

27 июля 2493 года

Мария проснулась внезапно. Было уже поздно, и ей что-то следовало сделать. Она выскочила из постели и была на ногах раньше, чем вспомнила, кто она и что здесь делает. Она посмотрела на часы на своем тусклом терминале. Пять утра по корабельному времени. В голове стучало.

Она подошла к раковине и плеснула воды в лицо. Ей нужен доверенный человек: одна она не справится. Она хотела бы довериться Джоанне, но врач шла к тому, чтобы обвинить себя по меньшей мере в одном преступлении. На кого Мария может рассчитывать?

Кому доверять?

Негромко зазвенел ее планшет: пришло текстовое сообщение. Может, Джоанна дозрела, чтобы поговорить о сегодняшней находке. Или капитан бросила Вольфганга в карцер за убийство. А может, кто-то еще не спит в эту несусветную рань.

Сообщение от Хиро.

НЕ СПИШЬ.

Она взглянула на камеры.

ДА. ЭТО РИН СКАЗАЛ ТЕБЕ, ЧТО Я НЕ СПЛЮ?

НУ ДА.

Мария застонала. Слежка посредством ИИ – малоутешительно.

ТЫ НЕ ПРОТРЕЗВЕЛ?

НЕТ, У МЕНЯ ПОХМЕЛЬЕ. ПОХМЕЛЬЕ. НЕМНОГИМ ЛУЧШЕ ОПЬЯНЕНИЯ. НО ОПРЕДЕЛЕННО КУДА ОГОРЧИТЕЛЬНЕЕ.

– Боже мой, он хочет, чтобы я с помощью Беге сварганила ему лекарство от похмелья, – пробормотала она. Потом написала:

ЧТО ТЕБЕ НУЖНО?

ПОЙДЕМ ПОГУЛЯЕМ.

Она скорбно посмотрела на кровать. Похмелье Хиро – совсем не то, что ей сейчас нужно. Но он единственный бодрствует; к тому же у всех остальных как будто своя повестка дня. И, вероятно, они спят.

Планшет звякнул: Хиро хотелось поговорить.

– Жеваный крот, Мария, почему ты заставляешь меня печатать в такую рань?

– Это ты меня вызвал, – ответила она.

– Ты всегда на высоте морально. А, мисс совершенство?

– А ты опять вот-вот выставишь себя дураком, – раздраженно сказала она. – Тебе нужно мое общество или нет? Я с удовольствием снова лягу. И перестань заставлять ИИ шпионить за мной.

– Я только спросил его, спишь ли ты. И прости, что был таким придурком. Виню во всем похмелье. Официально приношу извинения. Запиши это в мое досье. Я очень хороший человек. Кстати о хорошем, давай пустимся в приключения. Свалимся в кроличью нору и навестим Чеширского кота. Отдадимся на волю ветра. Давай… подожди, а что мы вообще собираемся делать?