Читать книгу "Россия: народ и империя - Джеффри Хоскинг"

К концу правления Александра стало ясно — ни наследие Просвещения, ни пыл «Библейского общества» не способны обеспечить процветание подлинно российских университетов. Его преемник, Николай I, относился к ним с подозрением и проявлял желание полностью подчинить университеты государству. Этому противился министр образования граф Уваров, благодаря стараниям которого был достигнут компромисс, выразившийся в «Университетском Уставе» 1835 года. Документ лишал университеты функции надзора за школами и запрещал внутренние суды, поддерживавшие дисциплину среди студентов. Профессора подлежали назначению министром образования.

Однако во всех других отношениях принципы Александра были сохранены: университеты сами избирали ректоров, утверждали учебные планы, проводили экзамены и выдавали дипломы. Уваров придерживался точки зрения, что только общее гуманитарное образование способно подготовить к службе государству на самом высоком уровне. Он хотел совместить европеизм с религиозно-моральным обучением и русским патриотизмом. Компромисс, достигнутый Уваровым, при всех трудностях продержался до 1848 года, когда европейские революции обострили страхи Николая перед худыми и голодными студентами.

Успехи университетов благотворно сказались на качестве поступающих на гражданскую службу и заложили основу для проведения реформ Александра II. В то же время эти успехи еще больше отдалили образованную элиту от массы населения. Чем дальше вниз, тем с большими проблемами сталкивалось образование. Планы Александра по содержанию деревенских школ оказались чересчур оптимистичными: ни у казны, ни у местных властей не оказалось средств даже для серьезного начала такой крупномасштабной кампании. В то время, когда Пруссия и Австрия уже расширили начальное образование до уровня небольших городов и сел, сельские регионы России довольствовались лишь скудной сетью церковно-приходских школ.

Наполеон Бонапарт

Правление Александра стало под знаком фигуры, вызывавшей страх и стремление к соперничеству. Постоянное присутствие и исходящая от этого человека угроза драматизировали двойственность личности и положение Александра Принципы управления Наполеона основывались на образе мышления, сформированного Просвещением, и в преувеличенном виде представляли то, чего так хотел добиться Александр: меритократию, возглавляемую авторитарным вождем, мобилизующим ресурсы населения для военных действий, и опирающимся на осознанный патриотизм всех общественных слоев. Однако именно Наполеон представлял вызов и угрозу не только лично Александру, но и России в целом. Его политические и общественные идеалы были несовместимыми с незаслуженными привилегиями дворянства. А его вторжение в 1812 году поставило под вопрос существование самой России.

То, как Наполеон покорил всю Европу, разрушив привычный порядок не только военными кампаниями, но и стремлением создать новые национальные государства по французскому образцу, поставило Александра в трудное положение, из которого, тем не менее, приходилось искать выход.

Как всегда, Александр реагировал противоречиво. В 1806 году по его настоянию православная церковь предала Наполеона анафеме как Антихриста, а в 1807 году сняла проклятие после Тильзитского соглашения, возвестившего о периоде сближения Франции и России. Отчеты о встречах двух императоров, сначала в Тильзите, потом в Эрфурте в 1808 году, дают основание предположить, что те нашли много общего: оба императора проводили по нескольку часов в откровенных разговорах, содержание которых, однако, неизвестно. Тем не менее Александр по-прежнему относился к Наполеону подозрительно, как к выскочке и узурпатору, а Наполеон временами допускал оскорбительные намеки в адрес российского императора в том смысле, что тот получил трон ценой отцеубийства.

Именно в этот период неспокойного мира Александр ближе всего был к тому, чтобы принять конституцию по якобинскому образцу. Сделать это предложил ближайший советник, Михаил Сперанский, сын священника, проявивший необыкновенные способности на службе в Министерстве внутренних дел и юстиции. Сперанский восхищался многими аспектами государственного устройства послереволюционной Франции, особенно идеалом «карьеры, открытой талантам», и некоторые из них ввел в российскую практику. Так, указ от 1809 года требовал от чиновников для занятия высших ступеней государственной службы обязательной сдачи экзаменов. Эта мера вызвала большое возмущение дворян, некоторые мрачно замечали, что теперь «русский дворянин, если не знает латыни, ни на что не годен».

Долгое время считалось, что Сперанский разделял осторожный подход к конституции, которого придерживался сам император, но документы, опубликованные в Советском Союзе в 1961 году, показывают — его проекты были намного радикальнее окончательных вариантов и опубликованных работ, в которых реформатор, вероятно из предосторожности, затушевал свои цели. Из этих публикаций становится ясно — Сперанский считал неограниченную монархию несовместимой с правовым порядком и пытался убедить в этом императора. Зная уклончивость Александра, можно предположить, что иногда ему казалось, будто он достиг этого.

В проекте, предложенном императору Сперанским в 1809 году, функции управления делились на три ветви: исполнительную, законодательную и судебную, что соответствовало передовым европейским и американским теориям, но каждую из ветвей возглавлял сам император. Министерства, организованные на функциональной основе, проводили бы исполнительную линию. Задачей Государственного Совета, состоящего из назначенных императором деятелей, явилось бы составление проектов законов и представление их императору. Эту работу дополняла бы Государственная Дума, состоящая из избранных непрямым путем городских и сельских собственников. Не обладая правом законодательной инициативы, Дума имела бы определенные бюджетные полномочия и широкие консультативные функции, включая возможность отсылать на переработку те законопроекты, которые не соответствовали бы основным законам.

Вплоть до 1905 года это — самая масштабная попытка реформировать российскую государственность. При полном осуществлении она могла бы ограничить самодержавную власть не только теоретически, но и на практике обеспечить избранным институтам возможность комментировать, ходатайствовать и протестовать и даже накладывать вето на решения высшей власти. При соответствующем правовом обеспечении — Сперанский работал над кодификацией законов, но не успел довести дело до конца — этого могло бы оказаться достаточно для создания основ гражданского государства.

Однако выполнили все лишь частично. В соответствии с намерениями Сперанского были учреждены министерства и Государственный Совет. Но органы более низкого уровня так и остались на бумаге, до создания выборных институтов дело так и не дошло. Министерства работали без должной координации. Совет Министров, предусмотренный Сперанским, собирался крайне редко, так как Александр, сохраняя за собой право принятия окончательного решения, предпочитал иметь дело с каждым отдельным министром или перепоручал решение проблем своему фавориту, графу Александру Аракчееву, новгородскому помещику и генералу артиллерии.

Таким образом, до конца XIX века Россия управлялась по «усеченной системе Сперанского». Государственный Совет и министерства действительно внесли дух профессионализма в решение государственных задач, чему помогало дальнейшее распространение высшего образования и сдача экзаменов на занятие высоких должностей, но они также оставались центрами патронажа, где все решали личные склонности министров; ведь не существовало каких-либо общественных институтов, сдержавших бы их произвол. Как и при Петре Великом, контрольно-ревизионные функции осуществляли фискалы или ревизоры, личные агенты царя, направляемые для проверки деятельности того или иного столичного или провинциального ведомства. При отсутствии представительных органов, которые могли бы играть роль противовесов, источниками влияния оставались императорский двор и императорская семья, нередко путавшие функциональное исполнение власти со своими личными и семейными приоритетами.