Читать книгу "Индейское лето - Евгения Перова"

В аудитории кто-то хихикнул. Издевается он, что ли?!

– Ну, во-первых, то, что вы видите сейчас на экране, – это римская скульптура. И ее не лепили, а высекали из мрамора. Естественно, изначально все было: и руки, и ноги, и прочие детали. Памятники пострадали от времени и от сознательного разрушения – в христианские времена античная скульптура активно уничтожалась. Иногда, правда, переделывали голову, и называли это статуей какого-нибудь святого, такое тоже бывало…

– А вот, кстати, про другие детали! Почему это у них такие маленькие члены? У всех этих Аполлонов?

Лия порадовалась, что в зале темно. Вот сволочь – он же нарочно ее доводит! Аудитория притихла, не зная, как реагировать.

– Ну, видите ли… Согласно представлениям того времени, большой размер выглядел грубо и комично и был характерной особенностью черни или похотливых сатиров, а аристократы, тем более боги…

– А вам какой нравится – большой или маленький?

Лия стиснула зубы. Да что же это такое?!

– Слушай, заткнись, а?! – крикнул кто-то из парней.

– Вот придурок! – поддержала его девушка. – Лия Сергеевна, не обращайте на него внимания!

– Ну почему же? Если господину Кузнецову так интересно, могу показать, что мне нравится, – и она вывела на экран слайд со скульптурой Давида. – Это, конечно, уже не античность, это Ренессанс, но античное влияние явно прослеживается. Перед нами нагой мужчина… Как сказала бы Энн Холландер: нагой мужчина, одетый только в свою силу и красоту. Конечно, вы легко можете заметить, что пропорции фигуры слегка искажены: торс, руки. Но Микеланджело пошел на это сознательно, добиваясь большей выразительности. Очень интересно, что обычно Давида изображали в момент триумфа, а здесь он только готовится к схватке с Голиафом. А сейчас, специально для господина Кузнецова – крупный план интересующей его детали!

Лия сменила слайд – на экране во всей красе появились чресла Давида. В аудитории настала гробовая тишина.

– На мой взгляд это прекрасно! Так что размер, как мы видим, не главное. А сейчас обратим внимание и на другие детали скульптуры, возможно, не столь волнующие господина Кузнецова, – посмотрите, какие руки…

Лия продолжала говорить, чувствуя, как стихает внутренняя дрожь. Нет, как же он ее разозлил! Кузнецов встал и осторожно двинулся в сторону выхода. Когда он поравнялся со столом, Лия включила свет – Максим замер, ослепленный.

– Вы решили нас покинуть? Вам больше неинтересно? Или, может быть, вы вышли сюда, чтобы мы имели возможность сравнить вас с Давидом? Во всех деталях?

Студенты засмеялись. Кузнецов вспыхнул и выскочил за дверь. Лекцию она кое-как довела до конца и полночи не спала: переживала. На следующее занятие Максим не пришел, и Лия вздохнула с облегчением – может, вообще больше не появится? Ей так нравилось читать лекции, а этот болван все испортил! Но она напрасно надеялась – через неделю этот болван неожиданно выскочил из арки, мимо которой Лия проходила.

– Лия Сергеевна!

– Что вам нужно, Кузнецов?

– Простите меня! Я вел себя как свинья! Простите, простите! Ну, пожалуйста!

– Вы бы еще улыбнулись – глядишь, и поможет.

– Да что-то не улыбается, – он и правда выглядел всерьез расстроенным. – Понимаете, я в тот день не ел с утра, а по дороге пива выпил, вот меня и понесло! Это, конечно, не оправдание, я понимаю…

– Не оправдание.

– Ну хотите – на колени встану?

– Не хочу. Максим, мне и так очень трудно, понимаете? Я впервые в жизни читаю лекции, очень волнуюсь! Столько времени трачу на подготовку! А вы…

– Впервые?! – Он явно удивился. – Никогда бы не подумал! Нет, правда, вы замечательно рассказываете! И столько знаете! Пожалуйста, простите меня! Я больше не буду! Мне ужасно стыдно, правда!

– Идите уже на занятия, бог с вами!

– Ура! – Он подпрыгнул и убежал вперед, а Лия, посмеиваясь, пошла вслед. Странно, она была уверена, что Максим потащится с ней и будет приставать с разговорами. Смотри-ка – ошиблась! Придя в аудиторию, Лия Сергеевна не обнаружила в первом ряду Максима Кузнецова, зато у нее на столе лежала большая роза необычного – почти фиолетового! – цвета.

– Сегодня мы с вами сделаем небольшое отступление. На эту идею меня натолкнул вопрос, который тогда задал господин Кузнецов…

– Я же извинился, Лия Сергеевна! – Голос прозвучал откуда-то сверху: оказывается, Максим сел в последнем ряду.

– Я имею в виду не тот вопрос, за который вы извинялись, а предыдущий. Вероятно, о нем все забыли – о «покоцанной» скульптуре. Сначала он показался мне детским, но потом я задумалась. Этот вопрос выводит нас на очень интересную тему. Обозначим ее так: ни одно произведение искусства не может быть создано окончательно. Раз и навсегда. Да, у творца есть определенный замысел, он его воплощает, и какое-то время произведение существует в этом виде. Но потом вмешивается другой творец – Время! Или работает само время, под которым мы в данном случае понимаем целый комплекс естественных воздействий, разрушающих материал, или же время действует руками человека. И тогда произведение искусства обретает новый вид, новое понимание, дает нам совсем другие впечатления, отличные от задуманных автором. С этой точки зрения интересна эволюция восприятия античной скульптуры. Мы привыкли видеть ее монохромной, белой – на этом построен и весь последующий классицизм, для которого античное искусство служило эстетическим эталоном. И даже те разрушения, которые претерпели статуи, со временем как бы канонизировались – воспевалась красота фрагмента. Но давно известно, что античная скульптура вовсе не была монохромной! Еще Белинский возмущался, когда Сенковский раскопал информацию, что греки раскрашивали свои статуи. Мало того, их еще и наряжали, украшали всякими побрякушками, не говоря уж о том, что приносили перед ними жертвы! Сейчас мы с вами посмотрим презентацию – в Копенгагене была выставка реконструкций античной скульптуры. По микроскопическим остаткам пигментов ученые восстановили изначальный вид статуй…

– Ничего себе! – воскликнул кто-то, увидев первый слайд. – Это же просто китч!

– Веселенькие какие!

– Вот видите? Нам трудно с этим смириться. А вспомните Вермеера! После реставрационной расчистки его картины засияли ярчайшими красками, скрытыми прежде под потемневшим лаком. Да что далеко ходить – знаменитый «Ночной дозор» Рембрандта! Поколения искусствоведов бились, пытаясь понять, что делает посреди этого якобы ночного сборища военных маленькая девочка, и только после реставрации 1947 года стало ясно, что никакой это не ночной дозор, а вполне себе дневной! Свет дня скрывала многолетняя копоть…

После занятия Кузнецов задержался на верхнем ряду и спустился, когда все уже разошлись. Он медленно направился к выходу, но Лия остановила его:

– Максим, спасибо за розу!

– Она вам понравилась? Правда, необычный цвет?