Читать книгу "Великие женщины Древней Руси - Светлана Кайдаш-Лакшина"

Москва многократно на протяжении двух с половиной веков татаро-монгольского ига подвергалась нашествиям, страдала она и в распрях княжеских междоусобиц. Сильно выгорела столица, например, во время нашествия Тохтамыша, уже после Куликовской битвы, в 1382 году, так что быт ее не был таким устойчивым, мирным и отлаженным, как в Новгороде.

Здесь, в Новгороде, за время раскопок археологами открыто около 140 различных мастерских: ювелиров, серебряников, бочаров, токарей, сапожников, хлебников, пивоваров, ткачей, холщевников, пряничников, красильников. Уровень бытовой культуры был очень высок.

«Домострой» у нас получил репутацию сочинения, где провозглашены жестокие семейные установления, унижена женщина, закрепилось даже выражение «домостроевские порядки». Однако это несправедливо. Исследователи древнерусской литературы признают, что текст «Домостроя» складывался из разных источников следы этого остались и в виде повторов, и в смысле разного отношения к женщине. Очевидно, Сильвестр составил общий план книги, выстроил ее композицию, может быть, добавил правила в духе жестокого времени Грозного, на все сферы жизни наложившего угнетение и принуждение. «Все части „Домостроя“ отражают опыт семейной и хозяйственной жизни крупного домашнего хозяйства XV–XVI веков. Однако за этим стоит многовековой опыт частной жизни русских людей, оттесненных набегами язычников на крайний север славянского мира»[50], — пишет современный исследователь. Он считает, что «антиженский элемент церковных проповедей» не привился в «Домострое», так как в нем женщина представлена главной хозяйкой в доме. Не она подчиняется мужу, а муж и жена, хозяин и хозяйка дома, дополняют друга друга в совместном труде. «Домострой» завершается посланием «попа Сильвестра» своему сыну Анфиму с наставлениями, где отец призывает его учить жену «всякому страху Божьему, разному знанию, и ремеслу, и рукоделью, всяким делам, и домашнему обиходу, и всем порядкам: сама бы умела и печь, и варить, и любое домашнее дело знала, и всякое женское рукоделие умела, — когда сама все знает и умеет, сможет и детей и слуг всему научить, ко всему пристроить и наставить во всем. И сама бы хмельного напитка никогда не любила, и дети и слуги у нее того не любили бы тоже, и никогда бы жена без рукоделья ни сама ни на час не оставалась, разве что заболеет, и слуги ее также… Если же не понимает этого, сурово ее накажи, страхом спасая, но не гневайся на жену, а жена — на тебя. Поучай наедине, да поучив, успокой, и пожалей, и приласкай ее…»

В особой главе «Как детей своих воспитать в поучении и страхе Божьем» автор призывает родителей «заботиться о чадах своих… любить их и беречь, но и страхом спасать, наказывая и поучая, а осудив, побить. Наказывай детей в юности — упокоят тебя в старости твоей». Таков «строгий, мужской полюс» «Домостроя», идущий от Сильвестра, то, что мы привыкли называть домостроевскими порядками.

Однако весь пафос книги состоит совсем в другом: это поэзия женской, домашней распорядительности, умения создать прекрасно отлаженный домашний мир, в котором чисто, вкусно и привольно живется всем домочадцам хозяйки. Многие главы, несомненно, созданы женской рукой: они написаны живым фольклорным языком и одновременно стилем деловых берестяных новгородских грамот. Как тут не вспомнить Марфу-Посадницу, ее «чудный дом», как отметил летописец? Среди найденных берестяных грамот немалое число написано женщинами или им адресовано. Возможно, что кто-то из образованных новгородок и составил тот популярный сборник, послуживший основой Сильвестру при создании книги. А что, если это была Марфа-Посадница? Во всяком случае, именно ее образ встает над страницами этого замечательного древнего сочинения. Кто, кроме женщины, может так написать: «Господину (государю) же с женою о всяких делах домашних советоваться и ключнику наказывать, как челядь кормить каждый день, переменяя чаще: хлеб решетной, щи да каша с ветчиной жидкая, а иногда и крутая с салом, и мясо, если будет к обеду, в воскресенье и в праздники иногда пироги, иногда и кисель, а иногда и блины. Всю пищу готовить хорошенько и чистенько, как для себя» (курсив мой. — С. К.-Л.).

А вот глава 49: «Как мужу с женою советоваться, что ключнику наказать о столовом обиходе, о кухне и о пекарне»: «Каждый день и каждый вечер, исправив духовные обязанности, и утром, встав по колокольному звону и после молитвы, мужу с женою советоваться о домашнем хозяйстве (по-древнерусски — „устроении домовном“ — С. К.-Л.), на ком какая обязанность и кому какое дело велено вести».

Призывая делать годовой запас всякой провизии, особенно тем, у кого нет «поместий, пашен, и деревень, и вотчины нет», автор «Домостроя» заботится о простых, неименитых гражданах. Заботливый женский голос в «Домострое», как в былине, приговаривает: «Купить баранчика и дома освежевать на овчинку, а бараний потрох — добавка к столу, утешенье для хозяйственной жены или для хорошего повара». Все подробности, апофеоз сытой русской кухни создан, почти без сомнения, женщиной, заботящейся не только о своем доме, но думающей и о согражданах: «В любой день праздник и удовольствие не на рынке куплено; разные пироги, и любые каши, и всякие блины, и трубицы (трубочки, вид рулета), и кисели, и всякое молоко, — чего только захотелось, все уже дома готово, и сама жена все умеет сделать, и слуг научит управляться. От таких домочадцев богатеют мужи». Особая глава называется «Похвала женам»: «Если дарует Бог жену добрую, получше то камня драгоценного, таковая от добры корысти не лишится, делает мужу своему все благожитие».

Не только полная конкретность в описаниях каждого хозяйственного дела, всегда находившегося в женских руках, но и уменьшительные суффиксы, ласковость женской речи видны во многих главах: пыль, например, советуют «обметать чистым крылышком (!) и мягкою губкою… комнату всегда содержать в чистоте».

Многие тайны истории навсегда останутся нераскрытыми. Возможно, мы никогда не узнаем имени автора замечательной русской книги «Домострой», но, вспоминая о Марфе-Посаднице, о ее влиянии на русскую новгородскую жизнь 1470-х годов, мы невольно будем вспоминать о той поэзии русской жизни, которая выразилась в новгородских былинах и сказаниях, и особым теплом осветила «Домострой».

Мы не знаем, где, как и когда умерла Марфа-Посадница после того, как Иван III велел вывезти ее из родного города вместе с внуком. Насколько серьезно он относился к новгородским женщинам, доказывает тот факт, что Иван III потребовал привести к присяге в 1478 году всех вдов боярских, купеческих и иных. Говорят, что, после того как Марфа была увезена из Новгорода, Иван III нагрузил 300 возов золота и серебра — все было доставлено в Москву.

Существует предание, что Марфа умерла по дороге, на Тверской земле, в селе Млев. Однако оно недостоверно.

Писатель П. И. Мельников-Печерский в 1841 году утверждал, что Марфа Борецкая из Москвы была увезена в Нижний Новгород, где была посажена в один из монастырей. Наконец, еще предание говорит о пострижении Марфы в монахини в Москве и заключении ее в Вознесенском женском монастыре в Кремле, где она и скончалась.