Читать книгу "Незнакомец - Шарлотта Линк"

— Нет. Конечно нет. Но все выглядело так, будто Мариус воспринимал лишь то, что приходилось невероятно долго ждать, и это относилось именно к нему. Или, точнее, это было именно против него. Как будто все это происходило лишь для того, чтобы помучить его, поиздеваться над ним. Это было так… Он показался мне по-настоящему больным!

— И как закончилась та история?

— Ах, просто ужасно! Он продрался вперед и накричал на кассиршу. Возмущался тем, что она себе позволяет, и заявлял, что не допустит такого обращения с собой. Эта бедная женщина была совершенно выбита из сил, она и без того уже не справлялась с ситуацией, и ей только еще не хватало покупателя, у которого сдали нервы. Почти весь персонал супермаркета болел гриппом, поэтому она сидела там одна. Она была не виновата во всем этом… Я готова была провалиться сквозь землю от стыда. Все люди замолчали и с ужасом уставились на Мариуса. А он в довершение ко всему еще и швырнул бутылку молока в какую-то полку, взял меня за руку, грубо прикрикнув, и мы понеслись к выходу… — Инга тяжело вздохнула. — Я больше никогда не осмеливалась делать там покупки. А дома мы потом ссорились еще несколько часов. Мариус не желал соглашаться с тем, что его поведение было несносным.

— Он, кажется, необычайно быстро впадает в состояние аффекта по поводу того, что с ним плохо обращаются или что его отвергают, — сказала Ребекка, — и его реакция на это… просто… — Она замялась.

— Почти параноидальная, — произнесла Инга. — Вы спокойно можете произнести это слово. — Она в очередной раз потерла свою трещащую от боли голову. — Тогда я припомнила ему и тот случай в студенческой столовой. Он хоть и не стал буйствовать, но повел себя настолько неприятно… заносчиво. Во всяком случае, я тогда тоже осрамилась. Но я не смогла донести до него свое понимание произошедшего. Мариус не понимал, что я имею в виду. Он упорно утверждал, что с ним хотели плохо обойтись — либо пытались навязать ему плохую еду, как в столовой, либо заставляли чересчур долго ждать, как в супермаркете. Он скорее был глубоко поражен, что я безропотно допускала все это. В какой-то момент мы перестали ссориться, не придя ни к какому результату. Ни один из нас не уступил другому.

— Вы, наверное, всегда чувствовали себя словно на пороховой бочке, верно? — осторожно произнесла Ребекка. — В любой момент снова могло произойти нечто подобное. Вы знали это, правда?

Инга продолжала массировать виски — головная боль, казалось, усилилась еще больше.

— Да, — тихо произнесла она, — причем мне кажется, что я усердно старалась не замечать этого. Опять и опять… Я внушила себе, что это был срыв… что у него просто случился неудачный день… что каждый из нас не без греха… Ну, и все в таком роде. Хотя…

— Да?

— Эти качества всегда присутствовали у Мариуса. Иногда они выражались очень слабо, иногда сильнее. Они ощущались в том, как он обращался с официантами в ресторане. Как он обходился со слесарями-ремонтниками. Или с поставщиками… Всегда немного свысока, порой почти невежливо. И всегда… в общем, я всегда стояла затаив дыхание. У меня почему-то возникало такое чувство, что может произойти скандал, если эти люди вдруг начнут грубить или не сделают сразу же так, как он хочет. А Мариус словно лишь этого и ждал. Я… каждый раз я глубоко переводила дыхание, как только такая ситуация проходила и ничего не случалось.

Она замолчала, уставившись вверх на голубое небо. Ребекка тоже какое-то время ничего не говорила, а затем вдруг произнесла:

— Как это утомительно! Годы, проведенные с ним, были не только счастливыми, не так ли?

— Нет, — ответила Инга, — на самом деле, нет. Но с другой стороны… — Она улыбнулась своим воспоминаниям. — С ним бывало так весело! Так легко… У Мариуса постоянно появлялись какие-то идеи о том, что интересного можно устроить. С ним я оказывалась в совершенно сумасшедших кабаках, за кулисами сомнительных театров, в джазовых погребках или на шоу трансвеститов. Мы ездили в летние ночи на Изар и купались там, или вместе пропускали семинар и отправлялись на лыжах в Чимгау, потому что там прекрасный глубокий снег, и Мариус был вне себя от восторга. Знаете, это было в нем здо́рово — способность восторгаться. Я получала от этого удовольствие. И пользу. Я намного серьезнее, и меня всегда мучают сомнения, если я не сделаю именно то, что от меня ожидают. Я, кстати, старшая из нас двоих — мне двадцать шесть, а Мариусу двадцать четыре. Но порой мне кажется, что нас разделяет гораздо больше, чем два года. Как минимум десять.

— А что вы изучаете? — спросила Ребекка.

— Германистику и историю. Я скоро закончу. А Мариусу, кажется, все равно, как долго продлится его учеба. Он хочет стать адвокатом, но не сдал еще ни один экзамен с первой попытки. Не потому, что он глуп, — наоборот, получает за письменные работы блестящие оценки. Но часто бросает все на полпути. Начинает делать домашнюю работу — и вдруг у него больше нет настроения. Во время контрольной может встать и покинуть аудиторию, потому что на улице светит солнце и он считает, что в такой день лучше отправиться в бассейн. Мне это нравилось. Рядом с ним я всегда казалась себе скучной и обязательной. И думала: как хорошо, что у меня есть кто-то, кто увлекает меня за собой, к тому, чтобы тоже совершить что-то сумасшедшее. Не только благоразумные вещи. — Она пугливо посмотрела на хозяйку дома. — Вы можете это понять? Или вы считаете… считаете, что Мариус сумасшедший и я должна была это заметить?

Несколько чаек громкими криками на несколько секунд задержали ответ Ребекки. Затем она сказала:

— Я очень хорошо вас понимаю, Инга. На самом деле. Я прекрасно могу представить шарм вашего мужа — вы с ним, кстати, довольно быстро поженились, не так ли? Только в его жизни где-то существует огромная проблема, о которой вы, вероятно, не знаете, но воздействие которой вам пришлось ощутить. Когда он вернется — а я считаю, что нам не следует сразу предполагать наихудшее, — вам следует выяснить это с ним. Вы не можете продолжать жить с этой проблемой, попросту игнорируя ее. Со временем это перестанет работать.

— Перестанет, — ответила Инга, — в этом вы правы.

— Я думаю, — добавила Ребекка, — что мы значительно приблизимся к разгадке, если выясним, почему он считает и меня человеком, несправедливо обошедшимся с ним. Человеком, который пробуждает в нем чувство неполноценности. Где может быть точка соприкосновения в его и моей жизни?

Чайки все кричали, и в атмосфере растерянности и тревоги, которые внезапно возникли между этими двумя женщинами, в этих криках, казалось, звучало что-то угрожающее.

— Где может быть пересечение? — повторила Инга.

Она не имела об этом ни малейшего понятия.

Вторник, 27 июля

1

В этот вторник Карен решила уйти из их совместной спальни с Вольфом. Ситуация стала для нее невыносимой — особенно после выходных, когда ее муж много времени провел дома и тем не менее умудрился не обмолвиться с ней ни словом. После той стычки вечером этот его ледяной холод по отношению к ней еще усилился, хотя Карен поначалу думала, что хуже не бывает.