Читать книгу "Москва и жизнь - Юрий Лужков"

Как можно после введения чрезвычайного положения, при внезапной болезни главы партии и государства развлекать народ сказкой? Затеянное дело явно основывалось на лжи, от которой народ устал и жить так больше не хотел. Поэтому вышел на баррикады. Заговорщики рассчитывали на поддержку населения, уставшего от неурядиц Перестройки. Они не понимали, что за минувшие годы миллионы людей многому научились: митинги, демонстрации, выступления демократической прессы преподали им «высшее политическое образование». Вот почему даже в самом начале переворота команды, которые давались армии и госбезопасности, исполнялись без всякого усердия, а то и вовсе уходили в песок.

Мне в первый день переворота было очень тяжело. И вместе с тем легко, все сказанное понималось и принималось с полуслова. Депутаты и работники аппарата мэрии, даже те, кто никогда прежде друг к другу особой симпатии не испытывали, сплотились и все вместе действовали так, что вызывало удивление. Поистине, друзья познаются в беде.

Все, кому давал поручения, возвращались, как говорили на моей прежней работе в министерстве, с «квитанцией об исполнении», докладывали: сделано, сделано.

Отложив самые срочные дела, я наметил канву Воззвания мэрии к москвичам, свои варианты подготовили Олег Орлов и Владимир Боксер из партии «Демократический выбор России». Вслед за ними включился в дело Владимир Шаповалов, ветеран исполкома Моссовета, завершивший работу двух молодых демократов.

«Почему вы не на своих местах?»

В здании Моссовета собралось правительство города.

Я вошел в зал, где мы всегда заседаем, и не мог скрыть удивления: члены правительства сидели на стульях, отводимых для приглашенных, а за длинным столом, который всем нам предназначался, зияла пустота. Я открыл заседание не так, как обычно:

— Почему вы не на своих местах? Я являюсь вице-мэром Москвы, исполняю обязанности мэра в отсутствие Гавриила Попова. Мы продолжаем выполнять свои функции, мы не позволим никому нас разогнать. Поэтому прошу членов правительства немедленно занять положенные места. Пусть каждый с учетом своих взглядов определит, с кем он в это труднейшее время. Позиция Ельцина и моя позиция вам известны. Мы не признаем никакого Чрезвычайного комитета, никакого военного коменданта Москвы. Управляет городом мэрия, только ее распоряжения имеют силу, прошу тут не ошибиться.

На заседании, в котором участвовали не только префекты, но и супрефекты муниципальных округов, особых вопросов не возникло: слова о незаконности Чрезвычайного комитета, отказе выполнять его приказы встретили спокойно, с одобрением.

Без прений согласились, что надо всем продолжать заниматься хозяйственной работой, естественно, получившей особую направленность. Девять миллионов москвичей по-прежнему нуждались в хлебе, молоке и других продуктах, мы не собирались закрывать метро, прекращать движение городского транспорта. Правда, поступали сообщения, что в ряде мест фургоны с хлебом не могли добраться до магазинов, останавливали военные. Запретили они проезд в центр троллейбусам и автобусам.

Опасность сбоев с продуктами существовала, к тому же начался ажиотаж с закупками хлеба, соли, спичек, мыла, муки. Это самое необходимое при угрозе голода. Так происходило всегда в предчувствии войны. Требовалось организовать доставку хлеба и молока, чтобы совсем не опустели полки и не началась паника. Отдам должное водителям: они ухитрялись вопреки запретам пробираться к магазинам, и километровые очереди нигде не возникли.

Появилась неожиданная преграда для армии — баррикады.

Еще до Воззвания мэрии москвичи, прежде всего молодежь стихийно устраивала завалы. Ареной главных событий предстояло стать Красной Пресне, где во время революции 1905 года произошло вооруженное восстание и пролилась кровь. На этом месте у Горбатого моста, где шел яростный бой, построили облицованный белым мрамором Дом правительства РСФСР. Его стали называть Белым домом. Вокруг него поднялись первые баррикады. Затем они появились на магистралях, где, по слухам, могли двинуться танки. В середине дня у меня еще раз собрались члены правительства. Снова повторил: «Единственная власть в городе — мэрия, только ее указания имеют законную силу». Обратился к своему первому заместителю Борису Никольскому: «Ремонт дорог не прекращайте, пусть все видят нашу уверенность. Да и можно представить, что натворят с асфальтом танки…»

Хочу рассказать о Борисе Никольском. Его в тот день вызвал первый секретарь горкома КПСС Прокофьев, предложил пост премьера правительства Москвы, но получил решительный отказ. Забегая вперед, скажу, что утром следующего дня, 20-го, Прокофьев снова ему звонил и снова получил отказ. «Больше мне не звоните», — сказал Никольский в конце короткого разговора.

Не захотел он вернуться на Старую площадь. Первый секретарь райкома партии, секретарь Московского горкома, второй секретарь ЦК Компартии Грузии, Борис Никольский после трагедии в Тбилиси, когда во время манифестации погибли люди, вернулся в родной город и стал заместителем председателя Московского комитета по планированию. Ни долголетняя служба в КПСС, ни огульные обвинения в расправе над мирными демонстрантами не поколебали моей уверенности в нем, и я с радостью предложил ему работать со мной в правительстве Москвы, отстаивал его кандидатуру при утверждении. Рад, что не ошибся.

Напрасно первый секретарь МГК звал Никольского идти с ним в разведку. Честные люди отвергли призывы ГКЧП. Борис Никольский знал, чем грозил ему отказ, если бы устроители переворота пришли к власти. Сотрудничать с заговорщиками мало кто хотел. Это приближало их конец. Люди, с которыми я работал, разные: не все мне нравились, не всем нравился я. Не всем по сердцу твердость в руководстве, его могут счесть злом, а не благом. Но в те дни встречал я только союзников, открыто говоривших мне: «Вы можете мной распоряжаться днем, ночью, когда угодно, сейчас, немедленно».

Но однажды получил от ворот поворот. Около трех часов ночи позвонил заместителю директора Филевского автобусно-троллейбусного парка (замечу: заму по кадрам) и поставил задачу вывести машины и перекрыть мост над Москвой-рекой, что рядом с Белым домом. Последовал отказ. Позвонил вторично, предупредил, что он говорит с вице-мэром Москвы и обязан выполнять мои указания. Снова отказ. Затем меня попросили дать официальную телефонограмму. Я чертыхнулся, но текст продиктовал. В конце концов все сделали и в этом случае, но время для заграждения моста могло быть упущено. К счастью, успели…

Вечером 19-го должно было состояться открытие Конгресса соотечественников, русских эмигрантов, приехавших со всех концов мира. Нетрудно представить состояние наших гостей, чьи предки или они сами бежали от большевиков и, приехав на родину, увидели танки на улицах Москвы.

Мы решили подготовить приветствие мэрии Конгрессу. Писал его и оглашал Александр Музыкантский, мой заместитель и префект Центрального административного округа.

— Вхожу в Концертный зал имени Чайковского, — рассказал он, когда вернулся в мэрию, — и застаю грустное зрелище: вокруг царит полное уныние. Начал читать. После первых строк у людей пробудился интерес, потом — глубочайшее внимание, и после слов о том, что мэрия Москвы не признает ГКЧП, что мы одержим победу, демократию не остановить, раздался гром оваций.