Читать книгу "На службе в сталинской разведке. Тайны русских спецлужб от бывшего шефа советской разведки в Западной Европе - Вальтер Кривицкий"

Там, где раньше был внутренний двор старого здания, Чека выстроила особую тюрьму для важных политических заключенных. Большинство из них содержатся в одиночных камерах, а саму тюрьму сейчас называют «изолятор». Окна в камерах закрыты не только решетками, но железными ставнями, так что они пропускают только тоненький лучик света. Заключенный отрезан от всего внешнего мира: он не видит ни двора, ни даже кусочка неба.

Когда следователь ОГПУ хочет провести допрос арестованного у себя в кабинете, он звонит коменданту тюрьмы, и тогда заключенного под охраной ведут через двор, а затем по узкой мрачной лестнице, которая ведет в само здание. Есть здесь и лифт, чтобы поднять заключенных на верхние этажи.

Осенью 1935 года я видел одного из самых знаменитых узников Лубянки – товарища и близкого соратника Ленина, первого председателя Коммунистического интернационала; одно время он возглавлял Ленинградский комитет партии и Совет. Когда-то это был довольно тучный мужчина. Теперь, шаркая и еле поднимая ноги, по коридору шел одетый в бело-голубую пижаму измученный и загнанный человек. Я в последний раз видел того, кто когда-то был Григорием Зиновьевым. Его вели на допрос. Через несколько месяцев его отправили в лубянские подвалы, где и расстреляли…

В кабинете каждого следователя самым важным предметом мебели является диван. Характер работы этого человека таков, что ему часто приходится вести допросы по двадцать – сорок часов, прерываясь лишь ненадолго. Да он и сам в чем-то такой же заключенный, как и его подследственный. Хотя его полномочия не ограничены. Они могут доходить до пыток заключенных и их расстрела.

Одной из особенностей советской судебной системы является то, что, несмотря на огромное количество казней, штатных палачей здесь нет. Иногда работники – офицеры или охрана – спускаются в подвал, чтобы собственными руками привести в исполнение смертный приговор, вынесенный коллегией ОГПУ. Иногда это делают следователи или прокуроры. Если проводить аналогии, то можно представить, как окружной судья Нью-Йорка, получив приговор по обвинению в убийстве первой степени, со всех ног летит в Синг-Синг, чтобы включить рубильник электрического стула и тем самым привести приговор в исполнение.

Больше всего работы у палачей ОГПУ было в 1937–1938 годах, когда великая чистка захлестнула все вокруг. Ранее, в 1934 году, Сталин натравливал ОГПУ на рядовых членов большевистской партии. Периодические «очищения» партийных рядов, которые входили в компетенцию Комиссии партийного контроля, теперь были переданы тайной полиции. С этого момента все члены партии большевиков стали объектами полицейских наблюдений и расследований. Однако в марте 1937 года Сталин решил, что все эти очищения и чистки недостаточны. В 1933–1936 годах он удержался во власти во многом благодаря Ягоде и его тайным агентам, которые работали с ним рука об руку и, будучи беззаветно преданными ему, помогали уничтожать старых большевиков и командиров Красной армии. Но поскольку Ягода слишком хорошо знал сталинские методы чистки и слишком близко подошел к рычагам власти, Сталин решил поменять коней на переправе. В качестве преемника Ягоды был выбран Николай Ежов, которого несколькими годами раньше Сталин «посадил» на место секретаря Центрального комитета Коммунистической партии и руководителя отдела кадров, от которого зависело очень многое. На этих постах Ежов тайно осуществлял деятельность, параллельную работе ОГПУ, только подчинялся он лично Сталину. Когда же он занял место Ягоды, то привел в тайную полицию около двух сотен своих собственных надежных «парней» из числа тех, кто работал в личном сталинском ОГПУ. В марте 1937 года Сталин выдвинул лозунг: «Усилить чистку!» Ежов претворял этот призыв в жизнь, творя кровавые расправы. Первым делом он заявил старым работникам ОГПУ, что они работают вяло по вине коррупционного руководства и что новая усиленная чистка как раз и должна начаться с самого ОГПУ.

18 марта 1937 года Ежов собрал руководителей ОГПУ в клубе ОГПУ, являющемся пристройкой к главному зданию. Все ближайшие помощники Ягоды, за исключением одного, все его заместители уже находились под арестом. Удар наносился по высшему руководству. Просторное помещение клуба было битком забито ветеранами Чека, некоторые из которых почти двадцать лет прослужили в тайной полиции. Ежов начинал свой первый доклад в должности нового руководителя ОГПУ, вернее, как нарком внутренних дел. Смена названия была очередной попыткой избавиться от мрачных ассоциаций. Новоиспеченный народный комиссар серьезно взялся за дело. Пробил его звездный час. Он был готов на все, лишь бы доказать Сталину свою незаменимость. А потому начал с разоблачения деятельности бывшего шефа Ягоды перед его оставшимися в живых сотрудниками.

Сначала он заявил, что в его задачу не входит говорить об ошибках Ягоды. Если бы Ягода был стойким и честным большевиком, то не потерял бы доверия Сталина. Корень ошибок Ягоды находится очень глубоко. Тут Ежов замолчал, и все присутствующие затаили дыхание, предчувствуя, что вон он – решающий момент. Затем Ежов с трагическими нотками в голосе сказал, что Ягода служил в царской тайной полиции – охранке – с 1907 года. Старые опытные работники, собравшиеся в зале, восприняли это заявление, что называется, и глазом не моргнув. А ведь в 1907 году Ягоде было десять лет! Но это не все, вдруг повысил голос Ежов. Оказывается, немцы сразу же раскусили подлинную суть Ягоды и в первые же дни революции подсунули его Дзержинскому для работы в ЧК. «На протяжении всего времени существования Советского государства, – кричал Ежов, – Ягода был германским шпионом». Ежов продолжал говорить объятой ужасом публике, что Ягода и его шпионы сумели проникнуть во все места и занять ключевые посты. Да, даже руководители отделов ОГПУ Молчанов, Горб, Гай, Паукер, Волович – все, все шпионы!

Ежов кричал, что все это он может доказать. Кричал, что Ягода и его ставленники все поголовно были ворами, и это не вызывает сомнений: «Разве не Ягода назначил Лурье начальником строительного управления ОГПУ? А кто, как не Лурье, был связующим звеном между Ягодой и его иностранными шпионскими службами?» Вот такими и были его доказательства.

Он говорил, что в течение многих лет эти два вора – Ягода и Лурье – обманывали страну и партию. Они строили каналы, прокладывали дороги и возводили здания, тратя огромные средства, но в письменных отчетах указывали очень низкие расходы.

– Но как, я спрашиваю вас, товарищи, как эти два мошенника ухитрялись это делать? Как, я спрашиваю вас?

И Ежов пристально вглядывался в лица окаменевших людей, а потом сам же и отвечал:

– Очень просто. Бюджет Комиссариата внутренних дел не подлежит контролю. Из этого бюджета, из бюджета своей организации Ягода брал суммы, позволявшие ему строить крайне дорогостоящие объекты по «дешевой» цене.

Он продолжал:

– А почему Ягода и Лурье занимались строительством? Зачем они строили дороги? Они гнались за популярностью, за славой, за наградами! Но может ли предатель довольствоваться всем этим? Зачем Ягода зарабатывал популярность? Она была нужна ему, потому что на самом деле он вел политику Фуше.

Ежовская пулеметная очередь противоречивых обвинений привела публику в состояние ступора. Оказывается, Ягода в десятилетнем возрасте уже служил в охранке. И он был вором. Ягода был вором, который искал славы. А еще выясняется, что этот обыкновенный шпион, стукач и вор, каким он являлся, также желал затмить пресловутого министра наполеоновской полиции.