Читать книгу "Россия в огне Гражданской войны: подлинная история самой страшной братоубийственной войны - Армен Гаспарян"

Весной 1922 года на Лемносе стали активно муссироваться слухи о Кемаль-паше, главнокомандующем турецкой армии в войне с Грецией. Дескать, он хорошо принимает казаков, берет их на службу и даже жалованье платит. Рассказывали, что один пароход во время исхода русской армии из Крыма бурей прибило к турецкому берегу. Кемаль гостеприимно встретил изгнанников, дал кров и пищу. Насколько правдоподобны были эти слухи, трудно сказать. Но между тем в газетных сообщениях не раз мелькали заметки о том, что бегущих греков преследовали конные казаки.

Генерал Ф. Ф. Абрамов.

Командир Донского корпуса

Некоторые решили пробираться к Кемалю, благо до Турции рукой подать – всего 50 километров. Бежали на парусниках, причем была даже установлена такса за переезд – 20 драхм. Удалось ли кому-то поступить на службу в турецкую армию – неизвестно. Большинство беглецов, наверное, погибли в море. Рассказывали, что кого-то ограбили и убили лодочники. Одна группа беглецов вернулась обратно, так как на полпути им повстречались казаки, которых при попытке высадиться на берег встретили пулеметным огнем греческие посты. После этого случая бегство почти прекратилось.

Стоит подчеркнуть, что пошатнувшуюся веру белого воинства старались укрепить его командиры. На многих отрезвляюще подействовали слова генерала Абрамова: «Помните, господа, что историю полков творят их офицеры. Берите пример с юнкеров».

Федор Федорович имел в виду Атаманское и Алексеевское военные училища, которые любовно называли «маки» и «васильки». Именно о них рассказывал через несколько лет на страницах журнала «Часовой» один из казаков: «Это был настоящий муравейник, который делился на две равные половины – алую, от бескозырок и погон алексеевцев, и голубую, от цветов атаманцев. “Будущая Россия, молодая, пока цветущая, не опоганенная, не заплеванная и не искалеченная большевиками” – восторженно сказал тогда кто-то».

Французы, как уже говорилось, всячески стремились избавиться от русской армии. Была даже предпринята попытка уговорить казаков вернуться на Родину. Им давались гарантии, что правительства союзников сделают все, чтобы солдаты и офицеры не были репрессированы в Советской России как злейшие враги трудового народа. Дескать, Гражданская война закончилась, и большевики соблюдают законность. Со своей стороны, штаб Петра Николаевича Врангеля издал «Указ № 9», где особо подчеркивалось, что никаких переговоров с большевиками не было и не будет, и каждый, кто поддастся на увещевания французов, станет действовать исключительно на свой страх и риск. Но главное содержалось в конце: «Борьба с большевизмом не закончена, и армия еще сделает свое дело». Как вспоминали потом офицеры Донского корпуса, этих слов было достаточно, чтобы люди поверили – они еще вернутся в родные станицы.

Приказ Врангеля показал всему миру моральную стойкость Белого движения. И хотя в Советской России тогда писали, что войска «черного барона» полностью разбиты, а в эмиграции оказались единицы, которые окончательно пали духом, на самом деле только в двух лагерях, в Галлиполи и на Лемносе, находилось свыше 40 тысяч солдат и офицеров. Да и на чужбине русские воинские части, по признанию французов, оставались эталоном армии.

Тяжелее пришлось русскому флоту. 8 декабря 1920 года русская эскадра покинула Константинополь и направилась к месту своей новой стоянки в тунисском порту Бизерта. В авангарде шел баркас с гардемаринами и кадетами. У руля стоял капитан 1-го ранга Владимир фон Берг, на кормовом сиденье расположился новый директор Морского корпуса – вице-адмирал Александр Михайлович Герасимов. Рядом с ним находился настоятель церкви – митрофорный протоиерей отец Георгий Спасский. С гардемаринами на судне плыли и все офицеры-преподаватели. Георгиевский кавалер Петр Варнек вспоминал спустя годы: «Хлеба не было, ели консервы и получали пару картофелин в день. Вшивые, в грязных и порванных при различных погрузках френчах, но гордые сознанием исполненного до конца долга».

Бизерта. Последняя стоянка Русского императорского флота

С приходом кораблей в чужие порты произошли и изменения в штабе эскадры. Так, старшим флаг-офицером стал мичман Андрей Лесгафт. Во время Гражданской войны он служил у Юденича в отдельном танковом батальоне. Но «моряк волею Божьей», как называли его современники, тяготился сухопутной службой и при первой же возможности вернулся во флот. Вернулся, чтобы стать свидетелем его последних дней. Впрочем, тогда об этом никто и подумать не мог. Все считали, что после короткой передышки Петр Николаевич Врангель снова отдаст свой знаменитый приказ: «Орлы, за дело!» Пока же было решено как следует подготовить флот к будущей белой борьбе.

Префект французской колониальной администрации адмирал Варрней пошел навстречу русским: для учебы гардемарин и кадетов он предложил на выбор либо один из бывших военных лагерей в районе Бизерты, либо форт Джебель-Кебир. Отборочная комиссия под председательством капитана первого ранга Александрова остановила свой выбор на последнем. Там была строевая площадка, на которой гардемарины каждое утро поднимали флаг Морского корпуса. На ней же 6 ноября в День святителя Павла Исповедника проводились торжественные парады.

Всем проходящим мимо было хорошо видно, как на входе в форт дежурил гардемарин, вооруженный морским палашом, салютуя прибывающим в крепость. А в одном из казематов стараниями отца Георгия Спасского была обустроена Русская православная церковь. О ней сохранились такие воспоминания: «С низкого сводчатого потолка спускаются гирлянды пушистого вереска и туи, в них вплетены живые цветы. Справа и слева две белые хоругви и знаменный флаг. Белые покрывала на аналоях сшиты из бязи и золотых позументов, паникадило из жести. Через узкую бойницу падает луч солнца на Тайную Вечерю над Царскими вратами».

Семьи офицеров эскадры размещались на приспособленном под общежитие бывшем линейном корабле «Георгий Победоносец». Командиром этого судна, стоявшего у мола гавани Бизерты, был назначен контр-адмирал Подушкин. Казалось, жизнь в новых и весьма необычных условиях постепенно налаживалась. Моряки бывшего Императорского флота верили, что пройдет немного времени, и они смогут вернуться на Родину. О том, как жили в те дни бизертинцы, сохранилось не так уж много свидетельств. Но точно известно, что в церкви, обустроенной отцом Георгием, скромной и бедной, совершались все службы для чинов Морского корпуса и их семей.

Курс лекций для гардемарин состоял из дифференциального вычисления, морского дела, русского языка и истории. Всего в Бизерте постигали корабельную науку 340 человек, 60 офицеров и преподавателей готовили будущих моряков. Для воспитанников устраивались гимнастические праздники, организованные поручиком Высочиным. Во рву крепости был создан любительский театр, в котором ставились пьесы, сочиненные моряками. Проводились даже балы. За помощью обращались к морскому агенту в Париже Владимиру Дмитриеву, который обеспечивал русский флот всем необходимым. Капитан второго ранга фон Берг вспоминал спустя несколько лет: «Бодрый, молодой голос прокричал: “Вальс!” И нарядные пары прекрасных дам, гардемарин и офицеров плавно понеслись по цементному полу крепостного барака. Весело, искренно, непринужденно, как всегда у моряков. Адмиралы расположились вдоль стен, изредка выходя “вспомнить молодость”».