Читать книгу "Тень Роксоланы - Айрат Севийорум"

– И какое же? – Торговец тканями углядел колбасу, жадно отправил в рот, даже зачавкал от удовольствия.

– Кастрируют! – Ювелир изобразил пальцами ножницы. – Причем как есть все напрочь отрезают, чтоб, значит, грешить было нечем!

Торговец тканями подавился куском колбасы, тяжело закашлялся, лицо его налилось багровой синевой, глаза выпучились. Приятель услужливо похлопал его по толстой спине, туго обтянутой полосатым кафтаном.

– А еще говорят, что лекарям запрещено перевязывать раны, потому что дурные мысли должны выйти вместе с дурной кровью, а если перевязать, то дурные мысли так и будут бродить в голове и человек по-прежнему будет нарушать заповеди!

– Да о чем ты говоришь?! – с трудом ответил торговец тканями. Он шумно дышал, глаза его покраснели от прилива крови. – Как он может нарушить заповеди, если все отрежут? Ему ведь и нарушать будет нечем!

Ювелир тоненько засмеялся и налил шербет в две чаши.

– Как ты прав, друг! Как же ты прав! Нечем… – Он продолжал смеяться и в свою очередь закашлялся, разбрызгивая вокруг шербет. Торговец тканями гулко ударил его по спине, да так, что над плотным шерстяным кафтаном даже поднялось облачко пыли.

– Вот именно, – веско сказал торговец тканями и тоже отхлебнул шербет. – Это все болтовня, досужие сплетни тех, кому нечего делать. Неудачники только тем и занимаются, что разносят сплетни по базару.

– Ой, не говори, друг, – покачал головой ювелир. – Так-то оно так, но посмотри вокруг – скольких людей не видно на рынке. Как раз тех, кто любил заглядывать в такие кабаки.

– Значит, в темнице сидят, – твердо ответил торговец тканями. – Где ж это видано, чтоб кастрировали за посещение кабака? Да такого наказания и вовсе нет! Говорить о подобном – значит клеветать на справедливость и законы нашего султана. Как у тебя язык-то повернулся?

– Я тоже так сказал, когда впервые услышал. – Ювелир придвинулся к приятелю еще ближе, защекотал бородой его ухо. Две рыбные крошки упали на богатый кафтан торговца тканями, и тот недовольно поморщился. – Да только правда это. Говорят, что делают такое по приказу самой Хюррем Султан. Ты слышал, что она строит новую мечеть? Ну вот… Говорят, что наша султанша желает, чтобы в столице была чистота нравов, как положено истинно мусульманской империи. Говорят, что в Стамбул приезжают множество иностранцев, есть и послы, а есть и лазутчики. И султанша не хочет, чтобы в странах неверных говорили о том, что в нашей столице мусульмане забыли о законах пророка и не чтут Коран. Наша султанша – она ведь очень, очень привержена исламу, истинная мусульманка!

Ювелир даже закатил глаза в восхищении. Но впалые щеки его были покрыты нервными фиолетовыми пятнами, а руки подергивались, выдавая страх. Дело в том, что он тоже изредка заглядывал в заведения с непотребными девицами. Жена его была стара, но ювелир не хотел обижать ее, приведя в дом молодую рабыню. Вот и заходил развлечься иногда, замаливая потом грехи, жертвуя в мечетях большие деньги. Он знал, что нарушает законы ислама, но плоть слаба, а мечетям всегда нужны деньги, где ж их взять, если все вдруг станут белее снега?

* * *

Стамбул волновался, и это обеспокоило Сулеймана. Слухов было множество, но уже не было Ибрагима, который мог бы с легкостью справиться с любым бунтом, а уж тем более волнением. Хуже всего, что говорили о Хюррем Султан, обвиняя хасеки в неоправданной жестокости. Конечно, законы ислама требуют наказывать виновных в их нарушении, но для всего есть предел, в том числе и для наказания. То же, что происходило в Стамбуле, не имело ни пределов, ни прецедентов. Таких наказаний просто не могло быть. Но они – были. И виной этому, если верить рыночным сплетням, была Хюррем Султан.

Сулейман начал подумывать о том, чтобы выслать Хюррем из столицы. Пусть едет со старшим их сыном в провинцию. Народ успокоится, и все наладится постепенно. Однако лишившись Ибрагима, он не мог представить себе жизни еще и без Хюррем. И тогда он сделал немыслимое – задал ей прямой вопрос. Ответ был столь же прямым:

– Я не настолько глупа, мой султан, чтобы позволять себе подобную злобу по отношению к твоим подданным. Даже если бы они того заслуживали. Но они не заслуживают.

И султан поверил жене. Ей не было смысла лгать, ведь никакого наказания ей не грозило. Но что же тогда происходит?

Хюррем Султан, узнав, в чем ее обвиняют и что в эти обвинения был готов поверить сам султан, взволновалась. Эта история с кастрациями была очень некстати. От такой мелочи зависела судьба ее сына, ее обожаемого Мехмеда. Если раньше Хюррем мечтала о мести, жаждала уничтожить саму Османскую империю, чтоб даже памяти о ней не осталось, то теперь желания ее изменились. Она мечтала о троне для своего сына. Мечтала, что когда-нибудь Мехмед унаследует это гигантское государство, станет великим султаном и имя его прославится в веках. Матери всегда забывают о себе, когда речь идет о детях…

* * *

Мягкие вечерние сумерки окутывали султанский сад. Ароматы цветов казались более яркими, чем при свете солнца, – жаркие лучи опаляли, наполняли сад мелкой сухой пылью, а в сумерках скрывалась нежная прохлада, разносящая цветочную сладость окрест.

Султан прогуливался по аллеям вместе с Хюррем и радовался спокойствию, окутывающему сад. Любимая была рядом, ее зеленые глаза светились счастьем, а что еще нужно человеку? Душа Сулеймана успокаивалась, боль, поселившаяся внутри, утихала.

– Ступай тише, мой султан, – вдруг шепнула Хюррем, беря Сулеймана за руку. Она тут же повелительно взмахнула стражникам, неотступно следовавшим за ними, приказывая остановиться.

– Что случилось, мое счастье? – удивился султан.

– Тише, тише, не спугни, – улыбнулась Хюррем. – Мы здесь на охоте. И наша дичь очень чувствительная к малейшему шороху.

Султан послушно замер. Своей супруге он доверял всецело. Из-за пышно разросшихся кустов рододендронов послышались голоса. Сулейман поднял брови – он узнал свою сестру, Шах Султан, и ее мужа, Лютфи-пашу, великого визиря империи.

– Я счастлива, муж мой, что вы послушались меня и поступили как должно, – говорила Шах Султан.

– Не знаю, так ли это, – отвечал великий визирь, вздыхая. – Меня мучат сомнения. Может быть, следовало поступить иначе. В конце концов, какая нам разница, кто из шахзаде займет престол? Тем более что брат ваш находится в добром здравии и смерть ему не грозит.

– Ну мало ли! Сейчас не грозит, а завтра – кто знает! – смеясь, воскликнула Шах Султан. – Поверьте, так будет лучше. Опорочив Хюррем в глазах Стамбула и самого султана, мы только выиграем. А Мустафа будет нам благодарен. Вы же хотите сохранить свой пост? Остаться великим визирем и при следующем султане?

Сулейман услышал достаточно. Он было хотел шагнуть вперед, поднять шум, немедленно повелеть стражникам схватить непокорную сестру и ее мужа, посмевших устраивать заговор, но Хюррем положила ему на плечо ладонь, и султан остановился.

– Не нужно, – сказала султанша. – Не нужно шума. Не нужно, чтобы кто-то знал о подобных настроениях в семье. Все сделаем тихо.