Читать книгу "Доверься, он твой - Вера Копейко"

— Ого! — изумилась Катерина.

— В другой мир, на край света, только подальше от нашего красавца. — Ольга Петровна вздохнула. — В общем, ну их. Между прочим, твоя матушка могла бы разложить, что за кровь в нем гуляет. Польская, русская или татарская. — Она улыбнулась. — Приведешь ее в норму — спросим. Ладно, займись цветами. — Указала на стеллаж: он высился от пола до потолка. — Все твое.

Катерина смотрела на старообразные ящики с карточками, скоро таких не останется даже в главной публичной библиотеке. Вместо них — электронный каталог.

— А по какому принципу они… — начала Катерина, но Ольга Петровна ее перебила:

— Не по твоему, это точно. Придется потрудиться. Нужное растение может оказаться в последнем ящике на предпоследнем месте.

— Не важно! — с неожиданным внутренним восторгом отмахнулась Катерина. Да о чем печаль? Здесь… где-то здесь "наполнитель" схемы препарата. Они уже обсудили ее с профессором Назаровым. Он согласился, что главное — найти способ ускорить синтез основного фермента — ацетилхолиэстеразы, который участвует в метаболизме ацетилхолина. Лекарство, которое синтезировали американцы — такрин, — разработано по сходному принципу.

— Галантамин, — говорил он Катерине, — сделает свое дело в профилактике болезни Альцгеймера. Я думаю, от него будет польза для лечения болезни в начальной стадии. Что для нас главное? Сохранить как можно больше нейронов головного мозга. Так что ищем галантамин растительного происхождения…

Катерина бросила на стул портфель, сняла куртку и достала с полки первый картотечный ящик.

Она не поднималась из-за стола, пока наконец Ольга Петровна, которая входила и выходила из кабинета, не встала перед ней.

— Мне все это не нравится, — заявила она.

Катерина вздрогнула от неожиданности.

— Я говорю тебе это как названая бабушка. — Ольга Петровна едва заметно улыбнулась. Катерина подняла голову, но по глазам было ясно: она не здесь, она мысленно перебирает то, что нашла в картотеке.

— Вы что-то сказали? — Катерина заморгала.

— Повторяю: мне это все не нравится. Твоей родной бабушке тоже не понравилось бы.

— А что — все? — не поняла Катерина.

— Как ты живешь, чем живешь, как выглядишь. Ты помнишь, сколько тебе лет?

— Не всегда, — призналась Катерина.

Реальность в облике Ольги Петровны, которая пеклась о ней с не меньшей энергией, чем о своем внуке, явилась перед ней.

— Так вот, дорогая, запомни: чтобы тебе сопутствовал успех, ты не должна забывать, сколько тебе лет. Надо жить в соответствии с возрастом.

— Я живу иначе? — удивилась Катерина, невольно отодвигаясь от стола, словно в нем причина открытого Ольгой Петровной печального несоответствия.

— Она еще спрашивает! — Ольга Петровна всплеснула руками. Серебряные кольца клацнули друг о друга, а браслеты поддержали их глухим стуком. Ольга Петровна любила висюльки, как она называла многочисленные украшения. — Ты давно живешь не по возрасту, — продолжала она. — Из отрочества — во взрослую жизнь. Ты воспитывала Федора. Сама-то понимаешь, что стала ему матерью, а не сестрой?

— Матерью? — удивилась Катерина. — Пожалуй. — Она вспомнила, как отвечала сокурсникам, которые пытались ухаживать за ней: "А ты знаешь, у меня ребенок…" Смеялась, когда они отскакивали как ужаленные. — Пожалуй, — повторила Катерина. Она за Игоря вышла замуж, может быть, еще и потому, что он не испугался. На самом деле, поняла она после, он не поверил, что Федор станет и его ребенком тоже. Он думал, Катерина кокетничает. Она не сказала ему о начинавшейся болезни матери. Нет, она не скрывала, не обманывала, просто не верила, что с матерью слишком серьезно.

— Тебе надо выйти замуж, вот что, — продолжала Ольга Петровна.

— Уже была, — резко перебила ее Катерина и смутилась.

Но Ольга Петровна не обратила внимания на тон. Она привыкла к непочтительной манере внука.

— Тебе надо родить ребенка, — продолжала она.

— Уже воспитала. Сами сказали, я стала Федору матерью, а не сестрой. А сейчас у меня на руках двое.

— О том и речь. Ты состарилась раньше срока. — Ольга Петровна рассердилась.

— Но куда я их дену? — Катерина недоуменно развела руками. Она задала вопрос растерянно, Ольга Петровна подошла совсем близко и взяла ее за плечо.

— Федор — взрослый парень, Катерина. Скажи, он на самом деле хочет в армию или это шутка?

— Сам. Хочет служить на море. Дайвинг, рыбки, а теперь подавайте ему океан.

— Странно слышать, — заметила Ольга Петровна. — При половине якутской крови его должно тянуть в тайгу. Но не важно. На море так на море. Освободит тебя по крайней мере от каждодневных забот. В общем, я сказала то, что думаю о твоей молодой, но немолодой, — она усмехнулась, — жизни. Не обижайся, считай, я исполняю роль твоей бабушки. Она очень огорчилась бы, если бы узнала, что семейные дела портят твою личную жизнь.

— Я… я боюсь… Я должна… Вы понимаете — мама, брат… Я должна все дела довести до конца. Тогда… может быть… — бормотала Катерина.

— А все дела — это что, можно узнать? Хорошо, признание препарата лекарством. Это произойдет скоро при твоем усердии, мозгах и личной заинтересованности. А остальное? Мать, что ли, похоронить? Федора женить? Каковы пределы? — Ноздри Ольги Петровны раздулись. Похоже, вот так она "снимает стружку" с внука.

Катерина вздохнула, сложила руки на груди, потом разняла их, сложила на коленях.

— Пределы, говорите. Они где-то внутри. — Правая рука взлетела, пальцы, сложенные в щепотку, постучали в солнечное сплетение.

— Если ты про душу, — проворчала Ольга Петровна, — то она выше. Вот здесь. — Протянула руку и указательным пальцем ткнула Катерину чуть ниже груди.

— Ой! — Катерина согнулась пополам.

— Там душа. Но если ее закрыть, она тебе ничего не подскажет. Как мысль проникает только в открытый разум, так и чувствам нужна открытая душа. В общем… — Она посмотрела на часы. Маятник неспешно разметал пыль в деревянном ящике, поставленном здесь в далекие советские времена. — Пора закрывать кабинет. Но мы не договорили. А поскольку я исполняю роль твоей бабушки, мы продолжим. Не отвертишься. — Она надела пальто. Катерина смотрела, как она застегивает большие черные пуговицы.

— Какое модное, какое шерстяное! — сказала она восхищенно.

— Нравится пальтишко? — подмигнула Ольга Петровна.

— Оч-чень.

— Мне тоже.

— Бабушка всегда говорила, что вами можно восхищаться.

— Мною?

— Да.

— Это почему же?

— Потому что вы не просто профессор, а вы женщина-профессор.

— Не мужчина, это точно, — засмеялась она. — Недавно остановил гаишник. Посмотрел на документы, потом на меня.